Статус в ссср инвалидов первой мировой войны. Истребление сталиным инвалидов войны. Миф о ветеранах-инвалидах ВОВ, сосланных на Соловки для уничтожения
// Духовный путь и земная жизнь Николая Клюева. – Мурманск, 2002. – С. 15-21. – (Наука и бизнес на Мурмане. Т. 4, №4 (31).
В ночь на 28 декабря 1925 года ушел из жизни Сергей Есенин. Его оплакали многие поэты. Но едва ли не самым существенным документом, который свидетельствовал о дружбе тесной двух поэтов, был «Плач о Сергее Есенине», написанный Николаем Клюевым сразу же!!!
О смерти Есенина Клюев узнал от Павла Медведева: «Я был в номере около двух часов дня 28-го (гостиница "Англетер", №5). Как сейчас, вижу это судорожно вытянувшееся тело. Волосы уже не льняные, не золотистые, а матовые, пепельно-серые. Прожженный лоб делает его каким-то зловещим. Правая рука, та, на которой Есенин пытался вскрыть вены, поднята и неестественно изогнута, как будто Есенин застыл, приготовляясь к мрачному, трагическому танцу. Вспомнилось: "Спляши, цыганка, жизнь мою"...
От Сергея Есенина я пошёл к Клюеву. Сказал ему. Выслушал спокойно (наружно): "Этого и нужно было ждать". Замолкли. Клюев поднялся, вынул из комода свечу, зажег у божницы и начал молиться за упокой души. Сел. Не выдержал. Заплакал: "Я говорил Сереженьке и писал к нему: брось эту жизнь. Собакой у порога твоего лягу. Ветру не дам на тебя дунуть. Рабом твоим буду. Не поверил – зависть, мол, к литературной славе. Обещал 10 лет не брать пера в руки. Не поверил – обманываю. А слава вот к чему приводит,"» – записал в тот день в записной книжке Павел Медведев .
28 декабря 1925 года Николай Клюев был на гражданской панихиде по Есенину, которая проходила вечером в помещении Союза Писателей на Фонтанке. Он неотрывно смотрел в лицо мертвому и плакал. На известной фотографии Клюев стоит у изголовья гроба, рядом с ним Илья Ионов, Илья Садофьев, Николай Браун, Софья Толстая-Есенина, Вольф Эрлих, Василий Наседкин, Иван Приблудный и другие.
Когда стали опускать крышку гроба, он склонился над телом, долго что-то шептал и целовал Есенина . Потом провожал гроб по Невскому до Московского вокзала. И вот – «Плач о Сергее Есенине» Николая Клюева, его песенного брата и друга лучших есенинских лет. Учителем своим считал Клюева Есенин.
«Плач о Сергее Есенине» Клюев читал на вечере памяти поэта в Ленинграде уже в начале 1926 года. И в течение 1926 года он не раз выступал с чтением этой поэмы. А 28 декабря 1926 года, в годовщину смерти Есенина, «Плач...» появился на страницах вечернего выпуска «Красной газеты». Одно из выступлений Клюева Ольга Форш описала на страницах своего романа «Сумасшедший корабль»:
«Он вышел с правом, властно, как поцелуйный брат, пестун и учитель. Поклонился публике земно – так дьяк в опере кланяется Годунову. Выпрямился и слегка вперёд выдвинул лицо, с защуренными на миг глазами. Лицо уже было овеяно собранной песенной силой. Вдруг Микула распахнул веки и без ошибки, как разящую стрелу, пустил голос. Он разделил помин души на две части. В первой – его встреча юноши-поэта, во второй – измена этого юноши пестуну и старшему брату, и себе самому...
Ещё под обаянием этой песенной нежности были люди, как вдруг он шагнул ближе к рампе, подобрался, как тигр для прыжка, и зашипел язвительно, с таким древним накопленным ядом, что сделалось жутко.
Уже не было любящей, покрывающей слабости матери, отец-колдун пытал жестоко, как тот в "Страшной мести" Катеринину душу за то, что не послушала его слов. /.../
Никто не уловил перехода, когда он, сделав ещё один мелкий шажок вперёд, стал говорить уже не свои стихи, а стихи того, ушедшего... / ...... / Было до такой верности похоже на голос того, когда с глухим отчаянием, ухарством, с пьяной икотой он кончил:
Ты Рассея моя...Рас...сея...
Азиатская сторона...
С умеренным вожделением у публики было кончено. Люди притихли, побледнев от настоящего испуга. Чудовищно было для чувств обывателя это нарушение уважения к смерти, к всеобщим эстетическим и этическим вкусам.
Микула опять ударил земной поклон, рукой тронув паркет эстрады, и вышел торжественно в лекторскую. Его спросили: "Как могли Вы???"
И вдруг по глазам, поголубевшим, как у врубелевского "Пана", увиделось, что он человеческого языка и чувств не знает вовсе и не поймёт произведенного впечатления. Он действовал в каком-то одному ему внятном, собственном праве.
– По-мя-нуть захотелось, – сказал он по-бабьи, с растяжкой. – Я ведь плачу о нём. Пошто не слушал меня? Жил бы!.. И ведь знал я, что так-то он кончит. В последний раз виделись – знал: это прощальный час. Смотрю: чернота уж всего облепила...
– Зачем же вы оставили его одного? Тут-то Вам и не отходить...
– Много раньше увещал, – неохотно пояснил он. – Да разве он слушался?! Ругался. А уж если весь черный, дак мудрому отойти. Не то на меня самого чернота его перекинуться может! Когда суд над человеком свершается, в него мешаться нельзя. Я домой пошёл. Не спал ведь – плакал...» .
Почти одновременно вышли и «Злые заметки» Николая Бухарина, в которых был дан «залп» по Есенину и есенинщине. Исследование Павла Медведева достойно контрастировало «Злым заметкам» Бухарина.
«В начале января 1927 года, ещё до выхода книги в Ленинградском Союзе поэтов на одной из "пятниц" П. Медведевым был прочитан доклад о творчестве Есенина и Клюева, а сам Клюев читал "Плач о Есенине" и "Деревню". О вечере, посвященном Есенину на квартире Т.Л. Щепкиной-Куперник, где доклады делали П. Медведев и Пумпянский, а свои стихи читали Клюев и Рождественский, известно из свидетельских показаний М.М. Бахтина, данных после ареста 28 декабря 1928 года, написанных им собственноручно (Архив УКГБ по Ленинградской области, дело №14284, том 3, лист 7)», – пишет Юрий Медведев .
Сразу же в печати начались яростные нападки на Клюева. Первым выстрелил известный комсомольский поэт А. Безыменский: 5 апреля 1927 года в «Комсомольской правде» за №76 появилась его статья «О чем они плачут?»
«Прежде всего "Плач о Сергее Есенине" Н. Клюева. Вещь сильная, что и говорить. Кулак в Советской стороне не много может, но ведь он много хочет. Клюев – сильно хочет. Он умеет хотеть, он умеет и стихи писать. Но мы – придирчивые люди. Мы имеем обыкновение разбирать не только художественное оформление, но и содержание написанного...
Клюев начинает с похвальбы:
А у меня изба новая,
Полати с подзором, божница неугасимая...
Ладно, божница, так божница. Неугасимая, так неугасимая. Хотя, впрочем, как кому. Божницу Ваших контрреволюционных вожделений мы погасим, Клюев, будьте уверены...
Мы знаем цену силе и воспитанию Клюева, хотевшего и Ленина окулачить. Есенин изменил запечным богам. Есенин ушёл от кулацкой деревни и погиб.
Внимание!:
Знать, того ты сробел до смерти,
Что ноне годочки пошли слезовы,
Красны девушки пошли обманны,
Холосты ребята все бесстыжи!
Вот в чем сила! Да, слезовы пошли годки для кулаков. Ой, как они ненавидят Советскую Русь. И Клюев ставит точку над и...
Отцвела моя белая липа в саду,
Отзвенел соловьиный рассвет над речкой.
Вольготней бы на поклоне в Золотую Орду
Изведать ятагана с ханской насечкой!..
Мы увидели лицо тех, которым вольготней целовать пятки ханов Золотой Орды, чем видеть Советскую страну...», – так А. Безыменский отозвался на «Плач о Сергее Есенине» Клюева и продолжил язвительно: «Контрреволюция Клюева нашла комментатора в лице Павла Медведева... Нет уж, дорогой!.. Никакой симфонией образов, эмоций и ритмов не замажешь того, что это КУЛАЦКИЙ плач, что это КУЛАЦКИЕ эмоции, что это КОНТРРЕВОЛЮЦИОННАЯ симфония, что в целом это черносотенное "русское дело"...» .
А ведь Клюев оплакивал Есенина горько, навзрыд, и не просто оплакивал, а скорбел, ясно осознавая и свою обреченность. И о том тоже сказал в «Плаче о Сергее Есенине»!
Через несколько лет в «Литературной энциклопедии» 1931 года Л. Тимофеев оценит «Плач о Сергее Есенине» и «Деревню» Клюева как «совершенно откровенные декларации озверелого кулака» (том 5, стр. 326) . Прощаясь с Есениным, Клюев говорит словами народного причитания, народной песни, слогом эпоса, слогом акафиста (о том сказала на XVII Клюевской конференции в городе Вытегре Оксана Пашко из Киева, подчеркнув, что в «Плаче о Сергее Есенине» ритуальный элемент определяющий).
«Плач о Сергее Есенине» Павел Медведев охарактеризовал так: «Это не поэма. Это – и не похоронная заплачка, дающая выход только чувству личной потери и скорби.
Это – именно ПЛАЧ, подобный плачам Иеремии, Даниила Заточника, Ярославны, князя Василька.
В нем личное переплетается с общественным, глубоко-интимное с общеисторическим, скорбь с размышлением, нежная любовь к Есенину со спокойной оценкой его жизненного дела, одним словом – лирика с эпосом, создавая сложную симфонию образов, эмоций и ритмов...
Из запутанной сети личных взаимоотношений с Есениным, сложных и неровных, то братских, то вражеских, Н. Клюев сумел выйти в "Плаче" путем всепрощения...
На "Плаче" лежит печать огромного своеобразия и глубокой самобытности»... .
В оценке нашей современности поэма встречена так: К.М. Азадовский отмечает, что поэма характерна для «эпического» стиля позднего Клюева. В ней органически сливаются воедино оба потока клюевской поэзии: эпос и лирика, стилизация и свое. .
В.Г. Базанов считает, что это «произведение многоплановое, затемненное густым слоем метафор-загадок, сложной символикой» .
Л.А. Киселева – что «Плач о Сергее Есенине» – «рубежное произведение для Клюева: им открывается великий эпос русской "погорельщины"... Это плач о культуре, которая "свое отбаяла до срока"... Но это и попытка найти "притин" от "смертных песков" времени и вместе с Есениным выйти на дорогу вечности» .
Принято считать, что в книгу 1927 года в отличие от газетной публикации от 28 декабря 1926 года вошел полный текст. Этот текст воспроизводился и во всех переизданиях, на сегодняшний день известных, в том числе и двухтомном собрании сочинений Н.А. Клюева, вышедшем в 1969 году в Мюнхене под общей редакцией Г.П. Струве и Б.А. Филиппова, и в однотомном последнем издании стихов поэта «Сердце Единорога», вышедшем в 1999 году в Санкт-Петербурге в издательстве Русского Христианского Гуманитарного института.
Однако это не так. В своей публикации «Николай Клюев и Павел Медведев» в «Вестнике русского христианского движения» Юрий Медведев приводит неопубликованные заметки Павла Николаевича Медведева и среди них такую запись: «В рукописи "Плача" имеются следующие строфы, не вошедшие в печатный текст, выброшенные цензурой:
Для того ли, золотой мой братец,
Мы забыли старые поверья, –
Что в плену у жаб и каракатиц
Сердце-лебедь растеряет перья,
Что тебе из черной конопели
Ночь безглазая совьёт верёвку,
Мне же беломорские метели
Выткут саван – горькую обновку.
Мы своё отбаяли до срока –
Журавли, застигнутые вьюгой.
Нам в отлёт на родине далёкой
Снежный бор звенит своей кольчугой.
Последняя строфа заняла место эпиграфа» .
Начинается «Плач» необычно:
Помяни, чертушко, Есенина
Кутьёй из углей да из омылок банных!
А в моей квашне пьяно вспенена
Опара для свадеб да игрищ багряных.
А у меня изба новая –
Полати с подзором, божница неугасимая,
Намел из подлавочья ярого слова я
Тебе, мой совёнек, птаха моя любимая!
По христианскому обычаю самоубийство считается тяжким грехом. К тому роковому вечеру Клюев возвращался не однажды. 28 мая 1927 года Миролюбов в своей записной книжке оставил такую запись: «Был в Царском – Детском Селе. Разумник рассказывал, как Есенин за 2 часа до самоубийства просил приведенного им к себе Клюева остаться у него ночевать хоть одну эту ночь. Клюев отказался и ушёл, и Есенин покончил с собой... / ... / Всё это, т.е. как проведен был последний вечер Есениным, рассказал ему сам Клюев.
– Я у него не остался, но целую ночь молился за него, – сказал Клюев» .
Читаешь «Плач о Сергее Есенине» Клюева, а в памяти что-то далекое, по складу «Плача» схожее, музыкой стиха звучит: то похвальба горделивая, то нежность светлая, то боль крутая, то смирение безутешное... Откуда это?
На Поморье не помнится плачей по покойнику, причитаний и плачей по умершему...
И плакали, и причитали в ритуале свадебного обряда. Вот откуда знакомые голоса. Особенно безутешными, эмоционально высокими были причитания и плачи, если свадебный обряд совершался, а жених и невеста бракосочетались не по любви, а по роковой воле небес, судьбы, обстоятельств.
Так, может, ритуал свадебного обряда венчания жениха Сергея Есенина с невестой Смертью пропел – проплакал – пропричитал Николай Клюев?
И тогда обязательно в этом народном причитании-плаче вся судьба будет рассказана: будет и светлая нежность юности подчеркнута, и красота чистая, и душа, чуткая ко добру да ко правде. Незаметно и размышления начнутся о жизни, что не так сложилась, упреки да и жалобы, сетования и мольбы. А закончится всё равно упованием на милость божию, что судьба, может, смилостивится и дарует им утешение...
Помяни, чертушко, Есенина
Кутьей из углей да из омылок банных...
«Байну» для невесты в Поморье устраивали до свадьбы. И когда невеста шла в баню и обратно, плакали и причитали подружки-вопленицы весь путь. Мыли невесту мылом и жарили веником, полученными от жениха. Невеста через голову кидала обмылок – в кого попадет, та из подружек первой замуж пойдет. А после бани обмылки банные уничтожались, баня обмывалась под причет и плач подружек. Они и сами мылись после невесты по очереди.
Вот такие были бани свадебные и обмылки банные... , .
А для «птахи любимой» слова действительно светлые и яркие, образные и красочные «намел в подлавочье ярого слова» олонецкий ведун:
Пришел ты из Рязани платочком бухарским,
Нестиранным, неполосканым, немыленым,
Звал мою пазуху улусом татарским,
Зубы табунами, а бороду филином!
Любовно и слёзно воскрешает поэт Клюев образ Есенина, светлого отрока на поэтическом Парнасе:
Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,
Слюной крепил мысли, слова слезинками.
Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,
Ушёл ты от меня разбойными тропинками!
Разошлись пути-дороги двух поэтов, и ученик своей дорогой пошёл, от учителя отдаляясь.
Упрёки, величания, причитания, песни – всё это входило в музыкальный свадебный обряд Поморья. Были и корильные песни на свадьбах. И в «Плаче» Клюева звучат упреки Есенину: не послушал старшего брата, не внял его слову, захотел сам идти своей дорогой, и вот, что получилось:
Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами
Протянулась окаянная пьяная стежка,
Следом за твоими лаковыми башмаками
Увязалась поджарая, дохлая кошка, –
Ни крестом от неё, ни пестом, ни мукой,
Женился ли, умер – она у глотки,
Вот и острупел ты веселой скукой
В кабацком буруне топить свои лодки!
А все за грехи, за измену зыбке,
Запечным богам Медосту да Власу...
С тобой бы лечь во честной гроб,
Во желты пески, да не с верёвкой на шее!..
Быль или небыль то, что у русских троп
Вырастают цветы твоих глаз синее?
Ритуальные диалоги тоже входили в обряд Поморья. Но и диалоги, и причитания всегда исполнились до венца. Есть диалог и в клюевском «Плаче».
Ты скажи, мое дитятко удатное,
Кого ты сполбхался-спужался,
Что во темную могилушку собрался?
Старичища ли с бородою
Аль гуменной бабы с метлою,
Старухи ли разварухи,
Суковатой ли во играх рюхи?
Жизненный путь человека у каждого свой. В песнях, в духовных стихах отражены и раздумья о смысле жизни и смерти. «Плач о Сергее Есенине» Клюева – это голос крестьянской России, потерявшей своего любимого сына. В. Г. Базанов пишет, что народные обрядовые причитания были известны Николаю Клюеву с детства, он их слышал в живом исполнении талантливых заонежских воплениц. В «Плач о Сергее Есенине» включены целые отрывки из причитаний. Поминальный плач по матери «Плач во родительскую субботу» записан был Клюевым в 1922 году от вытегорской вопленицы Еремеевны. Им же составлены примечания к фольклорному тексту. Вот клюевская «горынь-трава» и «певун-трава» в «Плаче о Сергее Есенине» из этого причитания вытегорской вопленицы, причем в записи самого Клюева:
Понесу тебя на рученьках,
Как река несет плавун-траву,
Не колыбнется – не столкнется
Со желтым песком не смутится! .
Образный язык Клюева до сих пор многим недоступен в силу того, что современная культура утратила священные начала... Да, «Плач о Сергее Есенине» труден для чтения сегодня, так как в нем много метафор-загадок, символов, фольклорных загадок, мифов, древнерусского намека. Ключи от загадок «Плача о Сергее Есенине» запрятаны в иносказаниях, которые легко могли понять современники Есенина и Клюева, жители деревень, да и те, кто знал и Библию, и мифологию, и фольклор. Ведь это и язык религии, и язык фольклорной символики, и язык мифологических символов, где важна и символика птиц, трав, богов...
Но и сегодня мы прочитываем в «Плаче» канву жизни Сергея Есенина. Когда читаем, что лебедь белая, пролетая над Невой, увидела гибель поэта:
На реке Неве грозный двор стоит,
Он изба на избе, весь железом крыт.
Поперек дворище – тыща дымников,
А вдоль бежать – коня загнать.
Как на том ли дворе, на большом рундуке,
Под заклятою черной матицей,
Молодой детинушка себя сразил,-
То мы безошибочно называем это место – гостиница «Англетер», №5. А когда читаем строки:
Как на это ли жито багровое
Налетали птицы нечистые –
Чирея, Грызея, Подкожница,
Напоследки же птица-Удавница.
Возлетела Удавна на матицу,
Распрядала крыло пеньковое,
Опускала перище до земли,
Обернулось перо удавной петлёй...
– про брачный пир, а на нем птицы хищные пируют, то и мы сегодня понимаем, как осуждает Николай Клюев ту нездоровую среду, что толкала Есенина к гибели:
Из всех подворотен шёл гам:
«Иди, песноликая, к нам!»
А стая поджарых газет
Скулила: «Кулацкий поэт!»
Куда ни стучался пастух –
Повсюду урчание брюх.
Всех яростней в огненный мрак
Раскрыл свои двери кабак.
Интересно, по наблюдению В.Г. Базанова, что «после того, как Есенина оплакали вопленицы (сам народ)», поёт колыбельную песню и мать поэта, мать Сергея Есенина:
С долгой прялицей, с веретёнышком,
Со своей ли сиротской работушкой,
Запоет она с ниткой наровне
И тонёхонько и тихохонько:
…………………….
«Спит берёзка за окном
Голубым купальским сном –
Баю-бай, баю-бай
Сватал варежки шугай!
Сон березовый пригож,
На Серёженькин похож!
Баю-бай, баю-бай
Как проснется невзначай!»
Жизненный путь человека замыкается от рождения до успенья (смерти). Не каждому достается горькая доля, но каждый готовится с достоинством её принять. На долю Есенина выпала горькая доля.
«Плач о Сергее Есенине» заканчивается отдельной главкой «Успокоение». На одну из главок поэмы-плача Клюев не озаглавливал: все они разделены лишь звездочками. А последней дал название. Все, что было на душе, – выплакано. Всё, что сердце болью сжало, – высказано. Но с этой скорбью, с этой болью, с этим горем жить надо. Продолжается жизнь земная у тех, кто плакал о Сергее Есенине. А Сергею Есенину – успенье. И там, за этой чертой, – успокоение. Ни надрыва, ни речитативного проговора боли, ни эмоционального нервного накала нет в «Успокоении». По-есенински «нежность грустная русской души» в этих клюевских стихах звучит: так задушевно, напевно, раздумчиво, спокойно льются строки, как песня народная, задумчивая:
Падает снег на дорогу –
Белый ромашковый цвет,
Может, дойду понемногу
К окнам, где ласковый свет?
Топчут усталые ноги
Белый ромашковый цвет.
…………………………..
Жизнь – океан многозвенный
Путнику плещет вослед.
Волгу ли, берег ли Роны –
Все принимает поэт...
Тихо ложится на склоны
Белый ромашковый цвет.
Поэма прочитана. «И вот оно чудо, провидение истинной, высокой поэзии! – вольно или невольно, случайно или нет – Клюев задает в "Плаче..." тот самый вопрос, который задает себе всякий поэт, скорбящий о смерти Сергея Есенина:
О жертве вечерней иль новом Иуде
Шумит молочай у дорожных канав?
Иуда предал Христа. Кто предал и погубил Есенина?» – таким вопросом предварила публикацию после многолетнего молчания «Плача о Сергее Есенине» Николая Клюева редакция журнала «Слово» в 1989 году . Текст был напечатан без главы «Успокоение».
На вопрос журнала и сегодня точного ответа нет, как и на вопрос и о другой жертве – о судьбе самого Клюева.
«Плач о Сергее Есенине» – это народный плач, причитание по русской культуре начала века, плач о судьбе русского народа, ведь и Николай Клюев, и Сергей Есенин были замечательными сынами своего великого народа. Это голос «с родного берега России».
Литература:
1. Азадовский К. Николай Клюев. Путь поэта. – Л., 1990. – С. 262. См.: дневниковые записи П. Лукницкого // Аврора. – 1988. – №2. – С. 41-44.
2. Базанов В.Г. «Плач о Сергее Есенине» Николая Клюева // Русская литература.– 1977. – №3. – С. 193.
3. Базанов В.Г. С родного берега. О поэзии Николая Клюева. – Л., 1990. – С. 185.
4. Балашов Д.М., Красовская Ю.Е. Русские свадебные песни Терского берега Белого моря. – Л., 1969.
5. Безыменский А. О чем они плачут? // Комсомольская правда. – М., 1927. – №76. – 5 апреля.
6. Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX века. – Л., 1983.
7. Киселева Л.А. «Плач о Сергее Есенине» Н.А. Клюева. – Новое о Есенине. Столетие Сергея Есенина. Международный симпозиум. Есенинский сборник. №3. – М., 1997. – С. 294, 283-284.
8. Клюев Николай. «Плач о Сергее Есенине» // Слово. – 1989. – №10. – С. 65.
9. Клюев Николай, Медведев Павел. Сергей Есенин. – Л., 1927. – С. 86.
10. Клюев Николай. Сердце единорога. – Л., 1999. – С. 969-970.
11. Медведев Юрий. Николай Клюев и Павел Медведев // Вестник русского христианского движения №171. – Париж; Нью-Йорк; Москва. – I-II. – 1995. – С. 160.
12.Форш Ольга. Сумасшедший корабль: Роман. Рассказы. – Л., 1988. – С. 130-132.
Непростая, двусмысленная дружба Сергея Есенина и Николая Клюева началась еще на заре творческого пути великого русского поэта. Тогда еще совсем юному Сергею приходилось очень несладко. Его молодая Муза не находила признания в доступной для начинающего стихотворца среде. В Москве его стихи были никому не нужны. Есенин пытался печататься хотя бы в «Рязанском вестнике», но и его редактора совсем не впечатлило это предложение.Кардинальные перемены в жизни
Постоянные неудачи, непонимание и отсутствие признания, к которому молодой поэт так стремился, ужасно угнетало. Своей первой жене, Анне, он нередко сетовал на горькую судьбу. Да она и сама видела, как гнетет мужа его тяжелое положение. Сергей первый раз женился довольно рано. В 20 лет уже стал отцом. Неспособность найти свое место в жизни толкнула его уехать из Москвы, которая никак не желала принимать молодого поэта.
Есенин решил попытать счастья в Петрограде, где тогда жил и работал сам Александр Блок. Оставив жену Анну и маленького сынишку в Москве, Сергей отправился в северную столицу. Сразу же по приезду он явился к Блоку и прочел ему свои творения. Более зрелый и умудренный опытом поэт с большой приязнью отнесся к своему юному собрату по перу, подписал ему книгу и дал рекомендательное письмо к Сергею Городецкому.
Чтобы пробиться, везде нужны связи
Городецкий тоже был поэтом, восхищался всем исконно русским, так что Есенин был вполне в его формате. Но возвышенный, витавший в облаках Блок не знал о личных пристрастиях Городецкого. Тот был бисексуалом и вращался, главным образом, в кругу людей нетрадиционной ориентации. Очень многие представители богемы в начале XX века предавались всевозможным сексуальным экспериментам. Сергей Есенин, голубоглазый красавец со светлыми вихрами, произвел на Городецкого неизгладимое впечатление. Вдобавок он принес с собой рукописи стихов собственного сочинения, которые по простоте душевной обернул каким-то старым деревенским платком. Эта деталь сразила Городецкого наповал. Он пригласил Есенина к себе жить и лично помогал ему продвигать стихи в питерские журналы.
Знакомство с Клюевым
Благодаря Городецкому Сергей Есенин стал вхож во многие поэтические салоны Петрограда, в том числе, и в салон Мережковских. Именно в это время и произошло его знакомство с Николаем Клюевым. Последний был ярым последователем хлыстовства, писал велеречивые стихи в деревенском стиле и был бескомпромиссным любителем мужчин.
К Сергею он сразу же воспылал безудержной страстью. Достаточно почитать стихи Клюева того периода, чтобы понять, насколько сильно он был влюблен в Есенина. В своих письмах он постоянно осыпает молодого человека ласкательными именами и пишет ему разные нежности: «голубь мой белый», «светлый братик», «целую тебя… в усики твои милые» и пр.
Он посвящает Сергею несколько стихов, насквозь пропитанных эротизмом и любовным томлением. Обращается к нему «Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!» («Плач о Сергее Есенине» Н. Клюев). Чтобы ни на минуту не расставаться с возлюбленным, Клюев селит Есенина у себя дома на Фонтанке и оказывает ему всяческое покровительство.
А была ли любовь?
Благодаря помощи Клюева Сергею Есенину удалось не только избежать военной службы, но и стать широко известным в самых блестящих литературных салонах дореволюционного Петрограда. На одном из благотворительных вечеров молодой поэт был даже представлен императорской особе. Все это время Клюев безудержно ревновал Есенина к любым его увлечениям. Сергей вспоминал, что стоило ему куда-то выйти за порог дома, как Николай садился на пол и выл.
Это ужасно тяготило амбициозного поэта, который не питал к невзрачному мужчине почти на 10 лет его старше никаких чувств. И все же 1,5 года они были вместе. Потом грянул 1917 год, и пути разошлись. Образ крестьянского стихотворца в косоворотке стал неактуален, поэтому Есенин тут же сменил имидж. Он стал имажинистом и бесшабашным хулиганом. Клюев больше был не нужен, и Есенин без малейшего сожаления бросил своего покровителя.
После первого же знакомства в 1915-ом с Есениным Федор Сологуб сказал, что его «крестьянская простота» наигранная, насквозь фальшивая. Федор Кузьмич со свойственной ему проницательностью сумел прочитать в глубине души молодого поэта неистовую жажду признания и славы. Этого не смог разглядеть Николай Клюев. За что и поплатился. Он очень тяжело переживал расставание со своим «ненаглядным Сереженькой». Боль утраты насквозь пронизала лирику Клюева в тот период:
Ёлушка-сестрица,
Верба-голубица,
Я пришел до вас:
Белый цвет Сережа,
С Китоврасом схожий,
Разлюбил мой сказ!
Он пришелец дальний,
Серафим опальный,
Руки - свитки крыл.
Как к причастью звоны,
Мамины иконы,
Я его любил.
И в дали предвечной,
Светлый, трехвенечный,
Мной провиден он.
Пусть я некрасивый,
Хворый и плешивый,
Но душа, как сон.
Сон живой, павлиний,
Где перловый иней
Запушил окно,
Где в углу, за печью,
Чародейной речью
Шепчется Оно.
Дух ли это Славы,
Город златоглавый,
Савана ли плеск?
Только шире, шире
Белизна псалтыри -
Нестерпимый блеск.
Тяжко, светик, тяжко!
Вся в крови рубашка...
Где ты, Углич мой?..
Жертва Годунова,
Я в глуши еловой
Восприму покой.
Но едва ли сам Сергей испытывал хоть каплю тех же чувств. Его цель была достигнута – теперь стихи Есенина издавались. Клюев помог ему преодолеть безвестность и остался в прошлом. Теперь впереди была слава, вино, поэзия и женщины.
Николай Алексеевич Клюев.
«Старообрядец»
Николай Алексеевич Клюев – личность неоднозначная. Многим он известен лишь как поэт, современник и хороший друг Есенина. Некоторые считают его простым деревенским мужиком, выходцем из народа, и писавшим о народе и о деревне. Некоторые считают его стихи прекрасными, другим они кажутся непонятными. О том, каким он был в жизни, сегодня известно не много: он как бы находится в тени своего друга Есенина, на творчество которого, как признают многие, оказал значительное влияние.
Николай Алексеевич Клюев родился 10 октября 1884 года в деревне Коштуге Коштугской волости Олонецкой губернии на реке Вытегра.
Любовь к искусству, по мнению исследователей творчества поэта, была привита ему матерью, происходившей из крестьянской старообрядческой семьи. Население деревни, в которой родился Клюев, было своеобразной сектой, строго соблюдавшей религиозные обычаи. Мальчик все свое детство провел в этой секте, и нет сомнений в том, что именно это и повлияло на его мировоззрение.
Мать, Прасковья Дмитриевна, родилась в Заонежье в семье старообрядцев. Она научила Николая всему тому, что знала сама. Именно она привила Николаю любовь к народному творчеству – он очень ценил русские народные предания, песни, духовные стихи, сказки. Позже Николай Клюев вспоминал: «Грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости обязан своей покойной матери, память которой и чту слезно, даже до смерти». Стихотворения, посвященные матери, литературные критики признали вершиной творчества Н. Клюева.
Николай Клюев всегда тепло отзывался о матери и очень тяжело переживал ее смерть: «А так у меня были дивные сны. Когда умерла мамушка, то в день ее похорон я приехал с погоста, изнемогший от слез. Меня раздели и повалили на пол, близ печки, на соломенную постель. И я спал два дня, а на третий день проснулся, часов около 2 дня, с таким криком, как будто вновь родился. В снах мне явилась мамушка и показала весь путь, какой человек проходит с минуты смерти в вечный мир. Но рассказать про виденное не могу, не сумею, только ношу в своем сердце. Что-то слабо похожее на пережитое в этих снах брезжит в моем „Поддонном псаломе“, в его некоторых строчках».
В своих письмах, автобиографических заметках, рассказах Н. Клюев всегда подчеркивал, что в его семье было много даровитых, недюжинных, артистических людей. Он говорил, что все таланты в людях его рода заложены в них самой природой.
Позже, в 1893 году, Николай учился в церковно-приходской школе в Вытегре, после этого поступил в городское училище, а затем и в Петрозаводскую фельдшерскую школу, которую не закончил из-за болезни.
Так излагаются события его детства в официальных биографиях. Однако в действительности родители Клюева принадлежали к секте хлыстов. То, что мальчик с рождения находился в этой секте и принимал участие в религиозных обрядах, не могло не наложить своего отпечатка.
Однако сегодня мало кто знает, что это за секта, и чем она страшна для взрослых, не говоря уже о детях. В энциклопедиях об этой секте приводятся довольно скудные сведения, например, такие: «Хлысты (христововеры), секта духовных христиан. Возникла в России в кон. 17 – нач. 18 вв. Считают возможными прямое общение со „Святым духом“, воплощение Бога в праведных сектантах – „христах“, „богородицах“. На радениях доводят себя до религиозного экстаза. Имеются небольшие общины хлыстов в Тамбовской, Самарской и Оренбургской обл., на Сев. Кавказе и Украине». Однако время от времени в печать просачиваются сведения и том, как в действительности проходят радения, что представляет собой «религиозный экстаз» и что происходит потом. Очевидцы рассказывают, что радения нередко заканчиваются «свальным грехом». Кроме того, нередко секту хлыстов связывают и с сектой скопцов.
И связывают не зря. Известно, что сам Клюев покинул секту после того, как его против его воли пытались оскопить. Это произошло не в детском, а в подростковом возрасте. Однако через некоторое время он снова восстановил связи с сектантами, которые продолжал поддерживать на протяжении всей жизни.
Так, Николай Клюев отправился в путешествие, во время которого посетил ряд старообрядческих монастырей. Его друзья впоследствии утверждали, что он посетил Индию, Иран и Китай, где его кругозор значительно расширился. Причем интересовался он не только культурой и образом жизни этих народов. Находились люди, которые совершенно серьезно, но осторожно, вполголоса, утверждали, что на Востоке он изучал магию. Еще больше людей утверждало, что Клюев владел гипнозом и неоднократно демонстрировал свои способности. Вообще поэт являлся довольно разносторонней личностью – он хорошо пел, умел играть на нескольких музыкальных инструментах, обладал прекрасным актерским талантом. Однако все это проявлялось только при личном общении. На первый взгляд Клюев был обычным человеком, имел даже довольно отталкивающую внешность, одевался очень просто, как мужик, приехавший на ярмарку из соседней деревни: в простую рубашку, подпоясанную на поясе, и штаны, которые заправлял в сапоги. Так он ходил и по столице, несмотря на то, что все его друзья, даже бывшие деревенские жители, уже давно облачились в модные костюмы и носили галстуки.
В начале 1900 года пятнадцатилетний Николай начал писать стихи. А в 1904 года он впервые опубликовал свои произведения. В петербургском альманахе «Новые поэты» были напечатаны стихотворения Клюева «Не сбылись радужные грезы...», «Широко необъятное поле...» и др. С 1905 года Клюев начал печататься в московских сборниках «Прибой» и «Волны». В своих ранних стихотворениях Клюев чаще всего писал о народном гневе и горе: «Народное горе», «Где вы, порывы кипучие».
Где вы, порывы кипучие,
Чувств безграничный простор,
Речи проклятия жгучие,
Гневный насилью укор?
Где вы, невинные, чистые,
Смелые духом борцы,
Родины звезды лучистые,
Доли народной певцы?
Родина, кровью облитая,
Ждет вас, как светлого дня,
Тьмою кромешной покрытая,
Ждет – не дождется огня!
Этот огонь очистительный
Всевыносящий народ.
Это стихотворение ясно показывает, что поэту не были чужды революционные веяния того времени. И действительно, он принимал активное участие в подпольной деятельности. В связи с этим в начале 1906 года Николая Клюева арестовали, обвинив его в «подстрекательстве» крестьян и «агитации противозаконных идей». Поэт в это время общался с различными революционными организациями, что было замечено Московским жандармским управлением.
С этого момента начался тюремный период в его жизни – полгода Николай сидел в тюрьме в Вытегоре, а затем его перевели Петрозаводск.
Через некоторое время после этого стали ходить ложные слухи о смерти Николая Клюева от сердечного приступа на станции Тайга. Говорили, что в то же время пропал его чемодан с рукописями.
В раннем творчестве Н. Клюева видны и его бунтарские идеи, связанные непосредственно с религией. Революция представлялась ему наступлением Царства Божьего.
В своих стихотворениях Николай Клюев пытался защитить «дремучие» вековые устои. Опасность он видел в наступлении на Россию «железной» городской культуры. Все это привело к полному неприятию социального прогресса.
Через некоторое время Николая Клюева освободили, но и после этого он не оставил своей нелегальной деятельности. Он начал общаться с революционной народнической интеллигенцией. В это время поэт очень подружился с Марией Добролюбовой, которая была сестрой поэта А. Добролюбова. М. Добролюбову еще называли «мадонной эсеров».
Таким же опасным было и знакомство с поэтом Л. Д. Семеновым. Благодаря этой дружбе Николай Клюев начал печататься в московском журнале «Трудовой путь», но через некоторое время его закрыли, обвинив в антиправительственной направленности.
Осенью 1907 года Николая Клюева призвали на службу в армию. Это было невыносимо для ранимого сердца поэта, и он попытался отказаться от службы по религиозным убеждениям.
Отказ не приняли во внимание, Н. Клюева арестовали и привезли в Петербург. Там поэта поместили на обследование в госпиталь, в котором его признали негодным к военной службе. Обрадовавшись подобному исходу дела, Николай Клюев уехал в деревню.
В 1907 году Н. Клюев начал переписываться с А. Блоком. Эта переписка была важной как для одного, так и для другого поэта.
Впоследствии было найдено 37 писем Клюева к Блоку, основной темой которых было обсуждение проблемы взаимоотношений народа и интеллигенции.
Блок цитировал строчки из этих писем в своих статьях, называя их «документом огромной важности – о современной России – народной, конечно». «Слова его письма кажутся мне золотыми словами», – говорил А. Блок.
Благодаря поддержке Блока произведения Н. Клюева были опубликованы в журналах «Золотое руно», «Новая земля» и др. Через некоторое время Н. Клюев стал сотрудничать и с другими журналами: «Заветы», «Современник», «Нива» и др. В журнале «Новая земля» Николая Клюева даже пытались представить в образе своеобразного пророка и проповедника, выразителя «нового народного сознания», считающего просветление народа своей миссией.
В 1911 году в Москве был впервые опубликован сборник стихотворений Николая Клюева «Сосен перезвон» с предисловием В. Брюсова. Очень быстро этот сборник стал популярным среди завсегдатаев различных литературных кружков. Практически все влиятельные критики Москвы единогласно признали сборник ярчайшим событием литературной жизни этих лет.
После выхода сборника стихотворений Н. Клюев стал довольно заметной фигурой как в писательских, так и в богемных кругах. Он принимал участие в заседаниях «Цеха поэтов» и в собраниях акмеистов. В это время поэта часто можно было встретить в литературно-артистическом кафе «Бродячая собака».
Николай Клюев стал практически центральной фигурой литературной жизни того времени. Он был очень популярен, с ним хотели познакомиться многие известные и влиятельные люди. Его творчеством также интересовались. Поклонниками творчества Н. Клюева были не только Блок и Брюсов, но и Городецкий, Мандельштам, Гумилёв, Ахматова и др.
Сам поэт не прекращал писать. В тот период вышло два сборника его стихотворений. В первый сборник, «Братские песни», входили религиозные стихотворения, а второй, под названием «Лесные Были», – это скорее собрание фольклорных песен.
В 1915 году Н. Клюев познакомился с Сергеем Есениным, и вокруг них образовалось общество, в которое входили поэты с новокрестьянским направлением в творчестве (П. Орешин, С. Клычков, А. Ширяевец и др.). С 1915 года Николай Клюев и Сергей Есенин вместе выступали в прессе и на чтениях. Через некоторое время Н. Клюев стал духовным наставником и учителем С. Есенина.
Дружба Клюева с Есениным была настолько крепкой, что два года они жили вместе в одной квартире, которую приобрел к этому времени Клюев. Ходили слухи, что двух поэтов связывала не только дружба. Множество своих стихотворений Н. Клюев посвятил своему близкому другу. Впоследствии, используя все свои связи, он даже спас С. Есенина от мобилизации в действующую армию.
В 1916 году Николай Клюев выпустил свой новый сборник «Мирские думы», основной темой которого были военные события.
Произошедшую в 1917 году Октябрьскую революцию Н. Клюев очень поддерживал, считая ее необходимой для российского общества и единственным выходом для крестьянства. В эти годы Н. Клюев испытал небывалый творческий подъем, и написал большое количество стихотворений.
В 1919 году Николай Клюев выпустил сборник «Медный Кит», куда он собрал различные революционные стихи: «Красная песня», «Из подвалов, из темных углов...».
В 1922 году вышел лучший, по мнению критиков, прижизненный сборник Н. Клюева – «Львиный хлеб».
Во всех произведениях, написанных Клюевым в те годы, отражаются его внутренние переживания и мучения. Николай Клюев верил, что все прошлые страдания должны искупиться и пройти вместе с образованием «братства», «мужицкого рая». Во всем творчестве Николая Клюева того времени проскальзывают его тоска и плач по погибающей Руси.
В 1922 году вышла статья Л. Троцкого, в которой он критиковал Николая Клюева. Называя Клюева «кулацким поэтом», он заклеймил его этим прозвищем на целое десятилетие. Эта статья поставила Николая в затруднительное положение. Нужда, которую он испытывал в это время, подорвала веру поэта в себя. Н. Клюев обратился за помощью в Союз поэтов, он писал М. Горькому: «...Нищета, скитание по чужим обедам разрушает меня как художника».
Все это время Н. Клюев продолжает писать стихи. После смерти С. Есенина Клюев в память о нем написал стихотворение «Плач о Сергее Есенине».
Помяни, чёртушко, Есенина
Кутьей из углей да из омылок банных!
А в моей квашне пьяно вспенена
Опара для свадеб да игрищ багряных.
А у меня изба новая -
Полати с подзором, божница неугасимая,
Намел из подлавочья ярого слова я
Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!
Николай Клюев очень переживал смерть Есенина. З. Н. Дыдыкин вспоминал, как он и его отец познакомились с Н. Клюевым и о переживаниях поэта о погибшем друге: «Мой отец познакомился с Николаем Алексеевичем Клюевым на выставке в Союзе художников в 1925 году, где была представлена его первая работа – бюст Сергея Есенина.
Бюст был создан под впечатлением трагических событий, произошедших в гостинице «Англетер». Работа выражалась большой эмоциональностью и выразительностью, поэтому отец, не будучи тогда еще членом Союза художников, смог участвовать в выставке. Клюев, осматривая выставку и остановившись у бюста поэта, воскликнул: «Ой, Сереженька!». Николай Васильевич стоял рядом, и спутник Клюева сказал: «А вот и автор». Так состоялось это знакомство».
В 1931 году Николай Клюев решил поселиться в Москве, но и там его произведения были запрещены – любое стихотворение отклонялось всеми редакциями.
В результате этого Н. Клюев в эти годы часто голодал, но тем не менее не бросал своей писательской деятельности. З. Н. Дыдыкин вспоминал о поэте в эти годы: « Клюев часто бывал в нашем доме. Мы жили на проспекте Римского-Корсакова, в мансарде, куда вела высокая железная лестница. Ходил он чаще к маме, так как голодал, и мама, очень добрый и хлебосольный человек, всегда его кормила. Иногда, не застав никого дома, присаживался на нижнюю ступеньку лестницы и ждал, когда кто-нибудь придет.
Я помню одну Пасху: сидит за столом, держит пасхальное яичко в руке, в рубашке навыпуск, вышитой по вороту и рукавам крестиком, в коричнево-малиновых тонах. Бросалось в глаза гладкое, моложавое лицо, сам он был крепкий, небольшого роста, полноватый. Была в доме одна памятная фотография этого пасхального дня, снятая в нашей квартире за пасхальным столом в кругу наших родственников. Он сидит боком, в руках его – пасхальное яичко.
Любил рассказывать свои сны, рассказывал очень красочно, неудержно фантазируя. Висит рубашка с пояском, поясок оживает и превращается в змею, обвивается вокруг ножки стола и стоит, как кобра. Я после этого кричал всю ночь. В разговоре очень «окал». Поверх рубахи носил поддевку темного цвета, черную шляпу, сапоги, вокруг шеи обмотан шарф. Николаю Васильевичу подарил книгу своих стихов с автографом. Где книга сейчас – неизвестно.
Бывали мы с отцом у него. Квартира была недалеко от Дома композиторов, во дворе налево. Около двух комнат. Бросалось в глаза обилие стеллажей, типа библиотечных. Сидел со свечами, и при этом был телефон. Висело много икон с лампадами, и на столе одна очень большая свеча».
В эти годы Николай Клюев проявлял симпатию к семнадцатилетнему художнику-графику А. Н. Яр-Кравченко, которому он посвятил большое количество своих стихотворений.
В середине 1934 года Николая Клюева перевели в Томск. Поэт очень переживал подобное отлучение от литературы. В эти годы все свои силы он направлял на восстановление своего имени и возможности издавать свои произведения. Николай Клюев писал: «Не жалко мне себя как общественной фигуры, но жаль своих песен-пчел, сладких, солнечных и золотых. Шибко жалят они мое сердце».
5 июня 1937 года в Томске Николая Клюева арестовали, обвинив в «контрреволюционной повстанческой деятельности».
В октябре 1937 года там же, в Томске поэту был вынесен смертный приговор.
Позже выяснилось, что сибирским НКВД было сфабриковано дело о «Союзе спасения России», подготавливающим восстание, направленное против советской власти. Роль одного из лидеров этого союза приписывалась Николаю Клюеву.
Ходили слухи, что настоящая причина ареста Николая Клюева заключалась в другом. Н. Клюева арестовали по доносу, и обвинялся он в измене Родине, но фактически – за гомосексуализм. Якобы в эти годы Н. Клюев обратил свое внимание на поэта П. Васильева, который являлся родственником одного партийного функционера. Влиятельному родственнику не понравилась подобная симпатия, и он незамедлительно принял меры.
Расстреляли Николая Клюева в 1937 году.
| |
Сергей Есенин и Николай Клюев были поэтами "новокрестьянского" направления в литературе XX в. Поэты дружили между собой, их творческие взаимоотношения складывались непросто.
Они неоднократно посвящали друг другу поэтические произведения. У них было много общего - во-первых, они родом из губерний: Николай Клюев из Олонецкой, Сергей Есенин - из Рязанской, и, приехав в Петербург и выступая в литературных салонах, они бросали вызов столичному обществу, появляясь на публике в косоворотках и кафтанах. Во-вторых, их связывает трагедия, которая произошла в их жизнях из-за разочарования в советской власти.
Начало пути
Сергей Есенин и Николай Клюев в первый раз встретились в Петербурге, в который приехали из своих губерний. На молодого поэта Сергея Есенина, родившегося в 1895 году, оказывал сильное творческое и идеологическое влияние Николай Клюев, который был на 11 лет старше. Он способствовал развитию в творчестве молодого поэта народных, религиозных и крестьянских мотивов.
Как сказано в разных источниках, Сергей Есенин и Николай Клюев встретились или в 1914, или в 1915 г. Во всяком случае, в воспоминаниях костромского художника Ефима Честнякова, ученика Ильи Репина, написано: "Видел Есенина и Клюева, 1914 г., осень…" Максим Горький в очерке о Есенине пишет: "Впервые я увидал Есенина в Петербурге в 1914 году, где-то встретил его вместе с Клюевым. Он показался мне мальчиком пятнадцати - семнадцати лет".
Официальные источники утверждают, что Клюев с Есениным встретились в 1915 году, опираясь на письмо, которое молодой поэт из Рязанской губернии написал Клюеву в Олонецкую. В этом письме говорится: "Я тоже крестьянин и пишу так же, как и Вы, но только на своем рязанском языке. Стихи у меня в Питере прошли успешно. Из 60 принято 51". Познакомил поэтов Сергей Городецкий, русский и советский поэт: он общался с Есениным и рассказал ему о Клюеве. И молодой поэт написал Клюеву письмо.
topreferat.znate.ru
В начале литературного пути Сергей Есенин и Николай Клюев шли рядом друг с другом. В 1923-м г. Есенин, уже зрелый поэт, написал о Клюеве: "Учитель он мой…", несмотря на то, что к тому времени между ними уже возникли разногласия.
В стихотворении Есенина, написанном в 1917 г. "О Русь, взмахни крылами" есть такие строки:
"От Вытегры до Шуи
Он избродил весь край
И выбрал кличку - Клюев,
Смиренный Миколай".
В свою очередь, Николай Клюев в этом же году писал о Есенине в стихотворении "Оттого в глазах моих просинь":
"Ждали хама, глупца непотребного
В спинжаке, кулаками в арбуз, -
Даль повыслала отрока вербного
С голоском слаще девичьих бус".
Литературная жизнь в столице
Сергей Есенин и Николай Клюев стали близкими приятелями: они вместе читали стихи в редакции "Ежемесячного журнала", наносили визиты Александру Блоку, печатались в газете "Биржевые ведомости", ходили к художнику Владимиру Юнгеру, который изобразил одного и другого, успешно устраивали в Петрограде "крестьянские" поэтические вечера.
Коллекционер Фёдор Фидлер писал в дневнике: "Оба восхищались моим музеем и показались мне достаточно осведомлёнными в области литературы. Видимо, Клюев очень любит Есенина: склонив его голову к себе на плечо, он ласково поглаживал его по волосам".
В 1915 году было образовано объединение новокрестьянских поэтов "Краса", в которое из поэтов, помимо Николая Клюева и Сергея Есенина, вошли Александр Ширяевец и Сергей Клычков. Термин "новокрестьянские поэты", появившийся в 1910-х - 1920-х гг. в литературоведении, принадлежит историку русской поэзии, книговеду Ивану Розанову и критику Василию Львову-Рогачёвскому.
Объединение "Краса" преобразовалось в литературно-художественное сообщество "Страда", которое появилось на квартире Сергея Городецкого. Сердцем "Страды" являлись Сергей Есенин и Николай Клюев, но также в него входили и другие "народные" поэты. "Страда" выпустила сборник, куда входило стихотворение Сергея Есенина "Тёплый ветер". В 1916 году поэты приехали в Москву, где выступали перед публикой в колоритных национальных нарядах, так подчёркивая народный стиль своей поэзии.
Футурист Владимир Маяковский, известный поэтический антагонист Есенина, в своей статье "Как делать стихи?" не без иронии писал: "Есенина я знал давно - лет десять, двенадцать. В первый раз я встретил его в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Как человек, уже в своё время относивший и отставивший жёлтую кофту, я деловито осведомился относительно одёжки:
Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… в исконной, посконной…
Уходя, я сказал ему на всякий случай:
Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!
Его увлёк в сторону Клюев…"
Маяковский оказался прав: с наступлением революции Сергей Есенин сменил "простой крестьянский" имидж не только в одежде, но и в творчестве.
О разногласиях между Есениным и Клюевым
Николай Клюев был настолько привязан к Сергею Есенину, что когда тот в Москве завёл роман с женщиной, он умолял молодого поэта не ходить к ней.
Клюев хотел, чтобы Есенин по-прежнему оставался русским народным поэтом с чистой душой, всячески старался уберечь его от негативного влияния наступавшего "безбожного" времени, когда в умах бродили революционные настроения. Однако время всё же повлияло на молодого амбициозного поэта: он с отвращением отнёсся к привязанности Клюева.
В 1916 году Есенина призвали на военную службу. Клюев, несмотря на то, что молодой поэт понемногу начал от него отдаляться, написал письмо штаб-офицеру, полковнику Дмитрию Ломану - "Полковнику Ломану о песенном брате Сергее Есенине моление". Он просил, чтобы Есенина
зачислили в санитарный поезд, а не забирали на фронт. Дмитрий Ломан, будучи просвещённым человеком, внял просьбе и зачислил поэта в Царскосельский полевой военно-санитарный поезд.
sergeyesenin.ucoz.ru
Николай Клюев в это время сблизился с певицей Надеждой Плевицкой, исполнявшей русские народные песни, гастролировал вместе с ней по городам России.
Есенин в 1917 году уезжает в родное село - Константиново, и затем в течение 6-ти лет не видится с Николаем Клюевым, который предчувствовал нравственное падение своего единомышленника.
Молодой поэт настолько проникся атеистическим духом советской власти, что в нетрезвом состоянии однажды написал на стенах Страстного монастыря бранные слова. Есенин стал городским поэтом-бунтарём, который - поначалу - в революции увидел надежду для народа. В его ранней поэме "Иорданская голубица", написанной в 1918 году, есть такие строки:
"Небо - как колокол,
Мать моя - родина,
Николай Клюев испытывал неприязнь к интеллигенции и городским поэтам, которых он презрительно называл "дворянчиками" - у него была идея выступать от лица народа и крестьян. Физически тяжёлый крестьянский труд в творчестве он всегда ставил над "городским", интеллектуальным.
В 1916 - 1917 годах Клюев развивает в своей поэзии фольклорные, религиозные, крестьянские мотивы: всё отчётливее звучит в его творчестве тема "мужицкого" труда, православия, "избяного рая", духовного противостояния Запада и Востока:
"Сгинь Запад, Змея и Блудница -
Наш суженый - отрок Восток!"
Пришедшую советскую власть Клюев сначала принял с восторгом. В 1918 году он написал такие стихи, как "Коммуна", "Товарищ", а затем выпустил поэтический сборник "Ленин". Как считал поэт, советское правительство должно было заботиться о сохранении народной духовной культуры, неразрывно связанной с православием.
Но большевистский атеизм шёл вразрез с представлениями Клюева.
По воспоминаниям одного из сотрудников ЧК, Николай Клюев стал в 1918-м г. членом партии, а в 1920-м году был исключён из неё за религиозные убеждения и, в частности, за то, что собирал старинные иконы и торговал ими.
В 1924-м году Сергей Есенин пишет стихотворение-эпиграмму "На Кавказе", где есть саркастические, язвительные строки о Николае Клюеве:
"И Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочёл,
И в клетке сдохла канарейка".
Эти строки подлили масла в огонь: их с удовольствием смаковали литературные критики, комсомольские поэты, редакции журналов.
Ведь Николая Клюева, которого в 1923 году арестовали по ложному доносу, и так начали травить по инициативе Льва Троцкого, который в статье "Революция и литература" негативно отозвался о поэте, назвав его "эгоистично-свободолюбивым мужиком, пронёсшим свою мужичью душу через буржуазную выучку".
Гибель Есенина и Клюева
Сергей Есенин в последние годы жизни пребывает в депрессивном настроении. Он стал разочаровываться в советской власти, замечая, что она не соответствует тем идеалам, о которых говорилось в самом её начале.
В 1923 - 1924 года он пишет поэму "Страна негодяев", в которой обличает пороки представителей новой власти. Свои убеждения он выражает в образе центрального персонажа: бандита Номаха - он придерживается анархистских, бунтарских взглядов и не признаёт никакую власть. Эта поэма была лебединой песней Сергея Есенина. "Страну негодяев" опубликовали в журнале "Новый мир" в 1926 году уже после смерти Есенина: согласно официальной версии он покончил собой в гостинице "Англетер" 28 декабря 1925 года.
Известие о смерти Есенина Клюев поначалу принял спокойно, но затем не выдержал и заплакал. По воспоминаниям очевидца, он сказал: "Я говорил Серёженьке и писал к нему: брось эту жизнь. Собакой у твоего порога лягу. Ветру не дам на тебя дохнуть. Рабом твоим буду…" До конца жизни Клюев с теплотой вспоминал Есенина.
Николай Клюев посвятил памяти поэта стихотворение "Плач о Сергее Есенине", на которое в 1927 года комсомольский поэт Александр Безыменский написал резкую критическую статью "О чём они плачут?" Антагонист Есенина Владимир Маяковский в статье "Как делать стихи?" написал: "Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески".
Второй раз Николай Клюев по 58-й статье был арестован 2 февраля 1934 года, а после суда 5 марта сослан в Западную Сибирь, в Колпашево Нарымского округа, где вынужден влачить нищенское, голодное существование: у него даже не было тёплой одежды. Он писал письма - в том числе Сергею Клычкову, Максиму Горькому, во ВЦИК в надежде, что кто-нибудь поможет смягчить его положение, и его перевели в Томск.
В 1937 году наступила пора массовых расстрелов. К пунктам 58-й статьи, по которой Клюев был осуждён и сослан, прибавились "расстрельные" пункты. Клюева обвинили в принадлежности к сектантскому "Союзу спасения России", в действительности не существовавшему, и 23 октября 1937 года, после своего дня рождения, поэт был расстрелян.
"Есенин, Белый, Блок и Клюев…Россия, Русь, о Русь моя!"
(Павло Тычина)
Николая Клюева казнили в 37-м, реабилитировали в 60-м, за границей переиздали в 69-м, у нас в 77-м. Первая книга о нём вышла в 90-м.
Кто же он такой Николай Клюев?
Николай Клюев - это олонецкий крестьянин и известный русский поэт серебряного века, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века. Наибольшую известность получили его произведения «Плач о Есенине» и поэмы «Погорельщина» и «Деревня». Был современником Ахматовой, Александра Блока, Гумилева, Есенина, Брюсова. Поддерживал с ними отношения и переписку. «Таинственный деревенский Клюев» называла его Ахматова и еще его называли "Олонецкий старец".
Клюев и Есенин
Поэму «Плач о Есенине» поэт Николай Клюев написал на смерь своего друга Сергея Есенина, оказывается их связывали очень сложные и даже близкие отношения. Любовь двух поэтов была настолько сильной, что вечный странник Клюев даже обзавелся постоянной квартирой в Петербурге. И примерно два года (1915-1917) Клюев и Есенин жили вместе. Используя свои связи, Клюев также спас Есенина от мобилизации в действующую армию. 
Современники их говорят, что они жили вместе, как любовники, и в стихах рассказывали о своей любви. «Смиренный Миколай» и "изограф", называл Клюева Сергей Есенин.
Клюев в воспоминаниях современников
«Коренастый, - вспоминала Клюева жена писателя Н.Г. Гарина. - Ниже среднего роста. Бесцветный. С лицом ничего не выражающим, я бы сказала, даже тупым. С длинной, назад зачесанной прилизанной шевелюрой, речью медленной и бесконечно переплетаемой буквой «о», с явным и сильным ударением на букве этой, и резко отчеканиваемой буквой «г», что и придавало всей его речи специфический и оригинальный и отпечаток, и оттенок. Зимой - в стареньком полушубке, меховой потертой шапке, несмазанных сапогах, летом - в несменяемом, также сильно потертом армячке и таких же несмазанных сапогах. Но все четыре времени года, так же неизменно, сам он - весь обросший и заросший, как дремучий его Олонецкий лес...» .
Выдающийся дирижер Н.С.Голованов под впечатлением от чтения Клюевым своих стихов в письме к А.В. Неждановой сообщает: "Я давно не получал такого удовольствия. Этот поэт 55 лет с иконописным русским лицом, окладистой бородой, в вышитой северной рубашке и поддевке - изумительное, по-моему, явление в русской жизни" 
В иконном ключе видел Клюева и литературовед, друг поэта П.Н.Медведев, писавший о его внешности: "Общий вид - благообразный, благолепный, тихий, скромный, прислушивающийся". Медведев отмечает там же даже "богомольные руки" поэта. 
Николай Клюев, Сергей Есенин, Всеволод Иванов. Ленинград, 1924 г.
Несколько иначе запомнил Клюева поэт Г. Иванов: «Приехав в Петроград, Клюев попал тотчас же под влияние Городецкого и твердо усвоил приемы мужичка-травести. «Ну, Николай Алексеевич, как устроились вы в Петербурге» - «Слава тебе Господи, не оставляет Заступница нас, грешных. Сыскал клетушку, - много ли нам надо Заходи, сынок, осчастливь. На Морской за углом живу». - Клетушка была номером Отель де Франс с цельным ковром и широкой турецкой тахтой. Клюев сидел на тахте, при воротничке и галстуке, и читал Гейне в подлиннике. «Маракую малость по басурманскому, - заметил он мой удивленный взгляд. - Маракую малость. Только не лежит душа. Наши соловьи голосистей, ох, голосистей. Да что ж это я, - взволновался он, - дорогого гостя как принимаю. Садись, сынок, садись, голубь. Чем угощать прикажешь Чаю не пью, не курю, пряника медового не припас. А то, - он подмигнул, - если не торопишься, пополудничаем вместе. Есть тут один трактирчик. Хозяин хороший человек, хоть и француз. Тут, за углом. Альбертом зовут». - Я не торопился. - «Ну, вот и ладно, ну, вот и чудесно, - сейчас обряжусь». - «Зачем же вам переодеваться» - «Что ты, что ты - разве можно? Ребята засмеют. Обожди минутку - я духом». - Из-за ширмы он вышел в поддевке, смазных сапогах и малиновой рубашке «Ну вот, так-то лучше». - «Да ведь в ресторан в таком виде как раз не пустят». - «В общую и не просимся. Куда нам, мужичкам, промеж господ Знай, сверчок, свой шесток. А мы не в общем, мы в клетушку-комнатушку, отдельный то есть. Туда и нам можно».
Томская ссылка и казнь Клюева
Клюев у Советской власти вызывал раздражение своим негативным отношением к политике компартии ю В поэме «Погорельщина» и цикле «Разруха» он упоминает Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа раскулаченных и заключённых:
"... То Беломорский смерть-канал, Его Акимушка копал, С Ветлуги Пров да тётка Фёкла. Великороссия промокла Под красным ливнем до костей И слёзы скрыла от людей, От глаз чужих в глухие топи..."
Лев Троцкий написал о нём в те годы критическую статью и навесил опасный ярлык - «кулацкий поэт». Его по доносу Гронского (главный редактор «Известий», называвший Клюева «юродивым») Ягоде арестовывают в 2 феврале 1934 года и как «активного антисоветчика» и на пять лет из Москвы ссылают в Сибирь.
Сначала он живет в поселке Колпашево в Нарыме, потом по ходатайству Горького его переводят в Томск, где он поселяется по адресу переулок Красного Пожарника, 12.
Про свою жизнь в Томске он так писал друзьям:
«В Томске глубокая зима, - писал поэт, - мороз под 40 градусов. Я без валенок, и в базарные дни мне реже удается выходить за милостыней. Подают картошку, очень редко хлеб. Деньгами - от двух до трех рублей - в продолжение почти целого дня - от 6 утра до 4-х дня, когда базар разъезжается. Но это не каждое воскресенье, когда бывает мой выход за пропитанием. Из поданного варю иногда похлебку, куда полагаю все хлебные крошки, дикий чеснок, картошку, брюкву, даже немножко клеверного сена, если оно попадет в крестьянских возах. Пью кипяток с брусникой, но хлеба мало, сахар великая редкость. Впереди морозы до 60 градусов, мне страшно умереть на улице. Ах, если бы в тепле у печки!.. Где мое сердце, где мои песни..»
Икона Николая Клюева
Николай Чудотворец.
Есенин, которого с Клюевым связывали очень сложные отношения называл его "изографом" за его увлечение иконописью. Несмотря на лишения и необходимость просить милостыню он имел большую коллекцию икон, которые собирал на протяжении всей своей жизни. По описи 1935 года у Клюева было три старинных медных креста, 34 иконы на дереве и пять медных икон. Как считал сам поэт, среди них было три складня и 15 икон XVI-XVII вв., а одна (свт. Николай Чудотворец со свт. Григорием Богословом) даже XV века. В трудные годы, когда поэту приходилось перебиваться случайными заработками, он долгое время не хотел расставаться с древними иконами своего домашнего кивота, лишь в тридцатых годах, находясь в болезни и "большой нужде", как писал сам поэт, он продал несколько икон. При этом поэт заботился чтобы его иконы попали в хорошие руки: часть он предложил в музей, другую часть известному дирижеру и музыкально-общественному деятелю Н.С.Голованову.
Казнь Клюева
Бывшее здание НКВД в Томске, в подвалах которого ныне помещается Музей современной политической истории.
"На часах у стен тюремных,
У окованных ворот,
Скучно в думах неизбежных
Ночь унылая идёт.
Вдалеке волшебный город,
Весь сияющий в огнях,
Здесь же плит гранитных холод
Да засовы на дверях... "
(Николай Клюев)
В 1936 году, уже в Томске, Клюева вновь арестовали по спровоцированному органами НКВД делу контрреволюционного «Союза спасения России». На какое-то время его освобождают даже тогда из-под стражи только из-за болезни - «паралича левой половины тела и старческого слабоумия». 
Но и это была лишь временная отсрочка. В мае 1937 года Клюева вновь арестовывают. Благодаря доносам «подельников» о том, что он и в камере пишет стихи и поэму о зверствах и тирании большевиков, следствие пришло к выводу, что Клюев Николай Алексеевич является руководителем и идейным вдохновителем существующей в г. Томске контрреволюционной, монархической организации «Союз спасения России. 
Протокол допроса Клюева, в котором можно увидеть его данные и постановление тройки Управления НКВД Новосибирской области о том, что «Клюева Николая Алексеевича расстрелять, а лично принадлежащее ему имущество конфисковать" хранится в литературном музее. 23-25 октября 1937 года (так указано в выписке из дела) постановление тройки было приведено в исполнение.
Дома, где жил Николай Клюев в Томске
В Томске сохранилось два дома (пер. Красного Пожарника, 12 и Мариинский переулок, 38 (ныне 40)), в которых в разное время жил поэт. 
Дом в Томске (ул. Красного пожарника, 12), где жил Клюев в 1934-1937 гг.
Последний дом поэта по ул. Ачинская, 15, был снесен. 
Эта доска находится сейчас в литературном музее дома Шишкова.
Ее открыли в сентябре 1999 г. в доме по переулку Ачинскому, 15, но когда дом сносили ее передали в музей. 
Место массовых захоронений жертв политических репрессий на Каштаке в Томске.
Фото и информация о жизни и творчестве Клюева отсюда:
