Лечение

Читать онлайн «Труды. Митрополит Антоний Сурожский. Проповеди, труды Антония Сурожского

Э та книга – самое полное из издававшихся когда-либо собрание бесед, проповедей и диалогов митрополита Сурожского Антония. Митрополит Антоний, врач по первой профессии, – один из наиболее авторитетных православных богословов мира, глава епархии Русской Церкви в Великобритании. Значительная часть текстов публикуется впервые. Книга снабжена обширной вступительной статьей, фотографиями, многочисленными комментариями, библиографией, аннотированным указателем имен и тематическим указателем. Книга предназначена самому широкому кругу читателей: не только православным, но каждому, кто хочет и готов услышать, что имеет сказать Православная Церковь современному человеку.

Предисловие

Биографическая справка

Митрополит Сурожский Антоний (в миру Андрей Борисович Блум) родился 19 июня 1914 г. в Лозанне в семье российского дипломата. Мать – сестра композитора А. Н. Скрябина. Раннее детство митрополита Антония прошло в Персии, где его отец был консулом. После революции в России семья оказалась в эмиграции и после нескольких лет скитаний по Европе в 1923 г. осела во Франции. Детство и юность митрополита Антония были отмечены тяжкими лишениями и страданиями, присущими эмиграции, и твердой решимостью, разделяемой близкими митрополита Антония, жить для России. В возрасте четырнадцати лет он обратился ко Христу и пришел в Церковь. С 1931 г. прислуживал в храме Трехсвятительского подворья, единственного тогда храма Московской Патриархии в Париже, и с тех пор всегда хранил каноническую верность Русской Патриаршей Церкви. В 1939 г. окончил биологический и медицинский факультеты Сорбонны. Перед уходом на фронт хирургом французской армии, 10 сентября 1939 г., тайно принес монашеские обеты, в 1943 г. архимандритом Афанасием (Нечаевым) пострижен в монахи с именем Антоний. Во время немецкой оккупации – врач в антифашистском подполье. В 1948 г. рукоположен в иеромонаха и послан в Англию духовным руководителем Православно-англиканского Содружества св. Албания и прп. Сергия. В 1956 г. стал настоятелем храма Успения Божией Матери и всех святых в Лондоне и остается им до сего дня. В 1957 г. хиротонисан во епископа Сергиевского. С 1962 г. – архиепископ, правящий архиерей созданной на Британских островах Сурожской епархии. С 1966 г. – митрополит, в 1966-1974 гг. – экзарх Патриарха Московского в Западной Европе. В 1974 г. по собственному желанию освобожден от обязанностей экзарха. С тех пор продолжает окормлять непрерывно растущую паству своей епархии, а также посредством книг, радио- и телебесед проповедует Евангелие во всем мире. Имеет многие награды Русской Православной Церкви, братских православных Церквей, Англиканской Церкви. Почетный доктор богословия Абердинского университета (1973 г., Великобритания) «за проповедь Слова Божьего и обновление духовной жизни в стране» и Московской духовной академии (1983 г.) «за совокупность научно-богословских и пастырских трудов», а также Кембриджского университета (1996 г.) и Киевской духовной академии (2000 г.).

От редакции

Во вступительной статье к этой книге епископ Иларион указывает на актуальность богословского учения митрополита Антония как на характерную черту его укорененности в святоотеческом предании. Глубокая убежденность в богословской актуальности проповеди митрополита Антония заставляет нас говорить о необходимости публикации его книги в нашей современной ситуации. Один из разделов книги озаглавлен «Вопрошание». Сомнение неотделимо от веры, как о том постоянно говорит митрополит Антоний. Помимо тех неизбежных и благотворных вопросов и сомнений о смысле жизни, о красоте и осмысленности тварного мира, о несправедливости и жестокости человеческого общества, которые путем порой мучительных испытаний ведут человека к более глубокому богопознанию, существуют сомнения другого рода. Для человека, находящегося вне церковной ограды, – это вопрос о том, стоит ли входить в церковь, накладывать на себя добровольно иго Христово; для человека церковного то же сомнение выглядит как вопрос о правильности избранного пути, о том, не заключен ли он в церковной ограде, как в клетке, за стенами которой находится легкий и простой мир, не следует ли сбросить с себя иго Христово. Эти вопросы и сомнения, как об этом тоже постоянно и бесстрашно говорит митрополит Антоний, вызваны в первую очередь недостоинством христиан. Митрополит Антоний часто повторяет древнее монашеское присловье: «Никто не может прийти к Богу, если не увидит на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни». Иначе говоря, истина христианства открывается человеку прежде всего не как рассуждение, но как личный пример. Поэтому нам представляется, что в особенности в нашу эпоху, в которой все слова как будто сказаны и обесценены, необходимо слово митрополита Антония, слово, в котором глубина богословского созерцания до конца неотделима от примера христианского поступка.

Переходя к обсуждению богословского учения митрополита Антония, заметим, что, во-первых, его мышление воспитано в чтении святых отцов и плодотворных беседах с выдающимися православными богословами минувшего века – протоиереем Георгием Флоровским и В. Н. Лосским. Помимо этого на его становление, на наш взгляд, оказала влияние философия религиозного экзистенциализма, главным образом персонализм Н. О. Лосского, размышления Н. А. Бердяева о свободе и творчестве и центральная мысль М. Бубера о бытии как отношения Я-Ты.

В зрелом богословии митрополита Антония прежде всего хотелось бы отметить три особенности.

Евангелизм.

Литургичность.

Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания

Жизненная судьба митрополита Сурожского Антония настолько неординарна, что в современной истории Русской Православной Церкви ей вряд ли можно найти аналог. Родившись в 1914 году в семье русского дипломата, он прошел долгий путь от студента медицинского факультета Парижского университета до главы епархии Русской Церкви в Великобритании, старейшего по хиротонии архиерея Русской Православной Церкви. Этот путь включает более полувека служения Церкви в качестве настоятеля Лондонского кафедрального собора, из них более сорока лет – в епископском сане.

Не менее необычна творческая судьба Владыки Антония. Не имея богословского образования, он является одним из наиболее авторитетных православных богословов мира, почетным доктором богословия двух университетов и двух православных духовных академий. В течение своей долгой жизни Владыка Антоний мало писал; при этом он – автор более двадцати книг на многих языках мира. Основу литературного наследия Владыки Антония составляют его проповеди и беседы, произнесенные в разных аудиториях и распечатанные с магнитофонной ленты. В 1970-е и 1980-е годы эти беседы имели широкое хождение в самиздате; начиная с 1991 года, они регулярно публикуются в России.

Настоящий очерк не ставит целью дать исчерпывающий анализ богословских взглядов Владыки Антония или сопоставить их с учением Отцов Церкви по тем или иным вопросам. Мне бы хотелось здесь в более общем плане определить место, которое, на мой взгляд, занимает богословие Владыки Антония в контексте православной святоотеческой традиции.

В богослужении Недели Православия наша вера определяется как вера апостольская, вера отеческая, вера православная

А святитель Афанасий Александрийский говорит о «первоначальном Предании» и о «вере Вселенской Церкви, которую передал Господь, проповедали апостолы, сохранили Отцы»

Таким образом, святоотеческое наследие мыслится как прямое продолжение учения Христа и апостолов и писания Отцов представляются неотъемлемой частью православного Предания. Но что такое святоотеческое богословие и кто такие Отцы Церкви?

Основные темы настоящей книги

Настоящая книга является самым полным собранием выступлений Владыки Антония. Впервые под одной обложкой собраны материалы, столь разные по тематике и стилю. Структура книги может показаться эклектичной, но эта эклектичность лишь кажущаяся: на самом деле в книге есть своя динамика, вполне соответствующая основному направлению богословской мысли Владыки Антония. Книга постепенно ведет человека от телесного к духовному, от внешнего к внутреннему, от человеческого к божественному. Следуя за богословской мыслью автора, читатель постепенно погружается в океан внутренней жизни, о котором говорили Отцы Церкви: сначала входит в него по колено, затем по пояс, потом по грудь, пока, наконец, воды не сомкнутся над его головой и он не окажется в тех глубинах, на которых человек может встретить Бога.

Первая часть книги посвящена вопросам медицинской этики. Обращение митрополита Антония к медицине не случайно: будучи профессиональным медиком с многолетним стажем хирургической практики, он накопил огромный опыт, которым делится с читателем. Как нужно вести себя у постели больного? В чем смысл болезней, страданий физических и духовных? Как христианство относится к телу человека? Какую роль играет материя в духовной жизни? Каково православное отношение к стигматам? Эти и многие другие вопросы затрагиваются в первой части книги.

Отмечу, что медицина в каком-то смысле родственна пастырству. В святоотеческой традиции труд священника нередко сравнивается с врачебным искусством. Как пишет святитель Григорий Богослов, если врачебное искусство направлено на материальное и временное, то пастырство заботится о душе, которая нематериальна и божественна по происхождению. Врач предписывает больному лекарства, рекомендует профилактические средства, иногда даже употребляет прижигания и хирургическое вмешательство; однако гораздо труднее врачевать «нравы, страсти, образ жизни и волю», исторгая из души все животное и дикое и насаждая в ней все кроткое и благородное

. «По всем этим причинам, – заключает святой Григорий, – считаю я нашу медицину гораздо более трудной и значительной, а потому и более предпочтительной, чем та, что имеет дело с телами, еще и потому, что последняя мало заглядывает вглубь, но по большей части занимается видимым, тогда как наша терапия и забота всецело относится к сокровенному сердца человеку»

Говоря собственно о медицине, святитель Григорий называет ее «плодом философии и трудолюбия»

Следующий раздел книги посвящен извечному конфликту между верой и неверием, религией и атеизмом. Лейтмотив всех материалов этого раздела – тема верности Бога человеку: даже если человек отвергает Бога и противится Ему, Бог никогда не оставляет человека, если человек неверен Богу, «Он пребывает верен, ибо Себя отречься не может» (2 Тим 2:13). Что бы ни происходило с человечеством и с каждым конкретным человеком, Бог остается верным ему в Своей любви, от которой не может и не хочет отречься. Эта любовь возвела Бога воплотившегося на Крест: в страданиях и муках Голгофы Сын Божий и Сын Человеческий испытал ту богооставленность, которая в большей или меньшей степени является опытом всякого человека. Потеряв Бога на Кресте, Христос явил величайшую меру солидарности с каждым человеком – такова мысль митрополита Антония, которая неоднократно повторяется на протяжении всей книги.

Сокращенные названия библейских книг

Ветхий Завет

Второзаконие,

Книга Иисуса Навина,

Книга Судей израилевых,

Книга Руфи,

Первая книга Царств,

Вторая книга Царств,

Третья книга Царств,

Четвертая книга Царств,

Первая книга Паралипоменон,

Вторая книга Паралипоменон,

Первая книга Ездры,

Книга Неемии,

Вторая книга Ездры,

Книга Товита,

Книга Иудифи,

Книга Есфири,

Книга Иова,

Псалтирь,

Притчи Соломона,

Книга Екклезиаста,

Песнь песней Соломона,

Книга Премудрости Соломона,

Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова,

Книга пророка Исаии,

Книга пророка Иеремии,

Плач Иеремии,

Посл Иер -

Послание Иеремии,

Книга пророка Варуха,

Книга пророка Иезекииля,

Книга пророка Даниила,

Книга пророка Осии,

Книга пророка Иоиля,

Книга пророка Амоса,

Книга пророка Авдия,

Книга пророка Ионы,

Книга пророка Михея,

Книга пророка Наума,

Книга пророка Аввакума,

Книга пророка Софонии,

Книга пророка Аггея,

Книга пророка Захарии,

Книга пророка Малахии,

Первая книга Маккавейская,

Вторая книга Маккавейская,

Третья книга Маккавейская,

Третья книга Ездры.

Новый Завет

Евангелие от Матфея,

Евангелие от Марка,

Евангелие от Луки,

Евангелие от Иоанна,

Деяния святых апостолов,

Послание Иакова,

Первое послание Петра,

Второе послание Петра,

Первое послание Иоанна,

Второе послание Иоанна,

Третье послание Иоанна,

Послание Иуды,

Послание к Римлянам,

Первое послание к Коринфянам,

Второе послание к Коринфянам,

Послание к Галатам,

Послание к Ефесянам,

Послание к Филиппийцам,

Послание к Колоссянам,

Первое послание к Фессалоникийцам (Солунянам),

Второе послание к Фессалоникийцам (Солунянам),

Материя и дух

Человеческие ценности в медицине

{17}

Я хотел бы поговорить о некоторых основоположных, непреложных человеческих ценностях в их связи с медициной и затронуть вопрос страдания вообще и вопрос смерти, ее места по отношению к нам, медикам, христианам, священникам, потому что я – так уж случилось – одновременно священник и бывший медик.

Сразу после войны, в связи с Нюрнбергским процессом и расследованиями относительно концентрационных лагерей, появились документы об использовании пленных в качестве подопытного материала для медицинских исследований. Не вдаваясь в обсуждение или описание фактов, я хотел бы подчеркнуть, что изначально, с точки зрения медицинской традиции, пациент никогда не может рассматриваться как предмет объективного исследования, с ним нельзя обходиться как с подопытным животным. Я думаю, медицина как отрасль человеческой деятельности занимает совершенно особое место именно потому, что наука в ней сочетается с ценностями, подходом, не имеющими ничего общего с наукой. В основе врачебного подхода – сострадание, а сострадание по самой своей природе ненаучно. Это человеческий подход, который может быть привнесен в любую отрасль человеческой деятельности, но медицины вовсе не существует вне сострадания, без сострадания. Медик, если он только человек науки, способный холодно, хладнокровно, бесстрастно делать то, что требуется, без всякого отношения к пациенту, медик, для кого главное не пациент, а действие врачевания, будь то лекарственное лечение, хирургическое вмешательство или иные методы, – не медик в том смысле, в котором я надеюсь, я хотел бы, чтобы мы все думали о медицине.

Я помню молодого врача (сейчас он занимает кафедру хирургии во Франции), с которым мы обсуждали перед войной аргументы за и против анестезии при той или иной операции, и он прямо заявил, что единственная цель анестезии – облегчить работу хирурга. Страдает ли пациент или нет – совершенно неважно. Я не преувеличиваю, он именно это говорил и имел в виду, он бы разделал пациента живьем, если бы это можно было сделать без помех, без того, чтобы операция не стала труднее и неудобнее для него, врача. Я также встретил во время войны молодого военнопленного хирурга. Он имел доступ к пленным солдатам и офицерам своей страны. Я предложил ему свои услуги в качестве анестезиолога. Он пожал плечами и сказал: «Мы имеем дело с солдатами, они должны быть готовы к страданию». И он оперировал без анестезии всякий раз, когда это не создавало проблем ему. Я помню одну из его операций. У солдата был огромный нарыв на ноге, при вскрытии которого врач отказался применить анестезию. Он оперировал без наркоза, солдат выл и ругался. Когда операция кончилась, к пациенту вернулось самообладание, и, будучи дисциплинированным и хорошо вымуштрованным солдатом, он извинился перед лейтенантом за свои выражения. И, я помню, тот ответил: «Ничего, ваши выражения были соразмерны вашей боли, я вас извиняю». Но ему и в голову не пришло, что боль была соразмерна его бесчеловечности и полному отсутствию чувства солидарности.

Я даю вам эти примеры потому, что, хотя такие ситуации встречаются не каждый день, люди теряют восприимчивость и порой в самой обычной ситуации могут быть столь холодны, до такой степени лишены человеческого сострадания, чуткости, что теряют право считаться медиками. Они мясники, техники, но не медики. Французский писатель Ларошфуко говорит: «У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастья ближнего»

Однако сострадание не означает сентиментальность. Те из вас, из нас, у кого есть опыт трагических ситуаций, в хирургии или при неотложной медицинской помощи, особенно в напряженных обстоятельствах и ситуациях, прекрасно знают, что следует оставаться без эмоций, по крайней мере, пока мы заняты пациентом. Невозможно оперировать под обстрелом в состоянии волнения; стреляют по вам или нет, все ваше внимание должно быть сосредоточено на пациенте, потому что он важнее вас, вы существуете ради него, единственный смысл вашего бытия – он, его нужда. Сострадание – не сочувствие того рода, какое мы временами испытываем, которое порой ощутить легко, а порой вызывается ценой больших усилий воображения. Это не попытка испытать то, что чувствует другой, ведь это просто невозможно, никто не может пережить зубную боль своего ближнего, уж не говоря о более сложных эмоциях, в тот момент, когда человек узнает, что у него рак или лейкемия, что его подстерегает смерть, что ему предстоит умереть.

Вопросы медицинской этики

{21}

Владыка, ты был верующим врачом, потом даже принял тайный монашеский постриг. Отличался ли твой подход к медицине от подхода неверующего, но добросовестного врача?

Я думаю, что так резко разделять не всегда возможно, потому что в основе отношения верующего врача к пациенту лежит, с одной стороны, его вера, с другой – его отношение к

человеку.

Мне кажется, всякий врач знает и чувствует, что его призвание – во-первых, оберегать жизнь, делать ее возможной и выносимой, во-вторых, спасать человека от страдания – насколько это возможно. Я ограничиваю задачу словами «насколько возможно», потому что, разумеется, как бы ни прогрессировала медицина, есть какие-то области, где она всегда окажется бессильной.

Разница между верующим врачом и врачом неверующим мне видится в отношении к телесности, к телу. Для человека верующего человеческое тело – не просто материя, не просто «временный покров», который спадет с плеч. Плоть нам дается на всю вечность. Душа человека, дух человека и плоть составляют одно таинственное целое. Поэтому цель врача-христианина – не только продлить жизнь для того, чтобы душа человека, его сознание, психика могли продолжать действовать или чтобы человек продолжал совершать какое-то свое дело на земле. Врач-христианин благоговейно и целомудренно относится к

которая призвана к вечной жизни и которая, если можно так выразиться, «сродни» плоти воплощенного Сына Божия. Я это очень переживал, когда действовал как врач, как хирург. Переживал как служение, почти как священнослужение.

Смерть

{25}

Меня просили сказать нечто о смерти – о подготовке к ней и о том, как можно думать о смерти и встречать ее. В завершение я хотел бы поговорить о некоторых обрядах Православной Церкви, связанных со смертью, о том, что происходит с телом усопшего и как мы относимся к этому телу, которое было проводником всего, что делала душа.

Для начала я хотел бы попытаться рассеять отношение к смерти, которое выработалось у современного человека: страх, отвержение, чувство, будто смерть – худшее, что может с нами произойти, и что надо всеми силами стремиться выжить, даже если выживание очень мало напоминает настоящую жизнь.

Оживший из мертвых

{35}

Мне предложили темой прекрасное, глубокое определение христианина – «оживший из мертвых» (Рим 6:13), и я попытаюсь рассмотреть в меру моих сил некоторые его аспекты, хотя обращаюсь к вам со своим словом в колебании: больше, чем когда-либо, мне сегодня кажется, что вам предстоит выслушать весьма примитивные рассуждения о возвышенном.

На первый взгляд, это выражение апостола Павла как бы отсылает к Евангелию от Иоанна (Ин 11:1-44), будто прототип этого «ожившего из мертвых» – Лазарь. Однако даже пример Лазаря, как он ни значителен, меньше этой реальности христианина. Лазарь ожил, но он вернулся к временной жизни, вновь умер. Образ «ожившего из мертвых», который действительно в меру христианина – это Сам Христос, и только Он.

Я хотел бы сначала остановиться на теме

О какой смерти (и, следовательно, о каком воскресении) идет речь? Какое существо восстает из этого опыта смерти? Что делать перед лицом смерти, чтобы ожить в том же смысле, как ожил Христос?

Смерть можно встречать лицом к лицу мужественно, героически. Вспомните строки Альфреда де Виньи в стихотворении «Смерть волка»:

Православная философия материи

{49}

Слишком часто мы по привычке, по инерции, по лени ума, не только неверующие, но и верующие, думаем о материи, будто она инертна, мертва. С точки зрения нашего субъективного опыта, это действительно так. Но с точки зрения философии материи, с точки зрения ее соотношения с Творцом, Который державным словом ее призвал из небытия к бытию, все имеет жизнь: в каком-то смысле, все Богом сотворенное может участвовать радостно и ликующе в гармонии твари. Иначе если бы материя была просто инертна и мертва, то всякое Божие воздействие на нее было бы как бы магическим, было бы насилием, материя не была бы послушна Ему, те чудеса, которые описаны в Ветхом или Новом Завете, не были бы чудесами, то есть делом послушания и восстановления утраченной гармонии. Это были бы властные действия Бога, против которых материя, сотворенная Богом, не могла бы ничего. И это не так. Все сотворенное живет, на каждом уровне тварной жизни, своей особенной тварностью. И если мы умели бы в нашем очень часто холодном, тяжелом, потемневшем мире уловить то состояние материи, которое нам больше недоступно, потому что мы ее видим не Божиими глазами и не изнутри духовного опыта, мы видели бы, что Бог и все Им сотворенное связаны живой связью.

Это очень важно для нашего религиозного сознания, потому что на этом основано очень многое не только в нашей религиозной вере, но и в нашем религиозном опыте. В нашей религиозной вере с этим связано понятие чудес, связана самая возможность и значительность Воплощения, то есть того, что Бог облекся плотью, соединив с Собой материю этого мира. С этим связана мысль о том, что в Своем Вознесении Господь эту нашу плоть, опять-таки материю, Им же созданную, унес с Собой в глубины Троической тайны.

С другой стороны, когда мы говорим о преображении всей твари, которого ждет человечество верующее, мы о том же говорим: не о том, чтобы мертвая материя засияла мертвым блеском, а о том, чтобы она засияла внутри обновленной и возрожденной жизненностью, чтобы в ответ на Божие прикосновение, на приобщение к Божией благодати, она ликующе начала жить. И в этом тоже – и это очень важно для нас – глубина и значение таинств. Таинства – это не пустые обряды, это события, в которых человек своей верой, то есть уверенностью, что Бог есть, доверием к Нему, любовью к Нему, отдает Богу и вводит в область небесного, высвобождает материю, возвращает ее к первичной или к конечной славе и свободе. И материя, освященная этим освобождением, этой пронизанностью Божественной благодатью, в свою очередь, возвращаясь к нам, прикосновением, приобщением обновляет нас в той мере, в которой мы способны это воспринять и вместить. А что это так, мы видим из религиозного опыта: именно через нашу плоть, через нашу вещественность Бог может на нас воздействовать. Непонятно, но безусловно.

Митрополит Сурожский Антоний

Предисловие

Биографическая справка

От редакции

В зрелом богословии митрополита Антония прежде всего хотелось бы отметить три особенности.

Евангелизм. Эта особенность выражается прежде всего в том, что проповеди и беседы митрополита Антония построены совершенно прозрачно: все богословские концепции христианских и иных религиозных культур, с которыми митрополит Антоний зачастую спорит или беседует, все литературные аллюзии он максимально уводит в подтекст, то есть стилистически, композиционно строит свою речь так, чтобы она служила как бы мостом между слушателем и Евангелием, иначе говоря, чтобы казалось, что между слушателем и Евангелием ничего нет. Митрополит Антоний говорит: «Евангельские события часто кажутся нам далекими, почти призрачными, а вместе с тем они обращены к каждому из нас в каждое мгновение», – и в своей проповеди он максимально сокращает расстояние, отделяющее современного человека от живого Христа, и делает нас участниками Евангельской истории.

Литургичность. В данном контексте это означает, что богословие митрополита Антония облекает в слова безмолвное по преимуществу Таинство Церкви: не какую-либо часть церковного обряда и не одно из таинств, но совокупность церковного общения. Его слово вводит человека в Церковь подобно священнодействию. Митрополит Антоний говорит об этом качестве слова в применении к опыту молитвы: «Тогда каждое слово молитвы постепенно приобретает жизненность, какую-то взрывчатую силу, и когда мы эти слова произносим, они нашу душу взрывают, озаряют ее, дают ей импульс, толчок и нас приобщают к тому, что стоит за этим опытом: к Богу».

Антропологичность. Эта особенность учения митрополита Антония более всего раскрыта в данной книге, посвященной в первую очередь антропологическим проблемам. Проповедь митрополита Антония устремлена к тому, чтобы вернуть испуганному и оглушенному современнику веру в себя. Митрополит Антоний постоянно говорит о том, что «Евангелие все пронизано верой в человека», говорит и о том, что человек – «единственная точка соприкосновения между верующим и неверующим», потому что «человек – это та реальность, которая составляет тему жизни всякого человека». Он подчеркивает безмерную глубину каждой человеческой личности, бесконечную ценность человека для Бога и постоянно присутствующую возможность общения между Богом и человеком. Это общение в каком-то смысле равноправно, то есть подобно отношениям любви или дружбы, а не господства и рабства. Именно так, как личные и неповторимые отношения с Богом, митрополит Антоний открывает нам молитву. Благодаря сосредоточенности митрополита Антония на человеке во всей полноте бытия, его проповедь производит впечатление обращенной к каждому лично, несмотря на то, что его слушают толпы. Оно вызывает каждого человека на личный диалог с Богом.

В современном секулярном обществе слово митрополита Антония звучит непривычно – это слово проповедника, пастыря, оно призвано изменить жизнь людей, а не их взгляды и убеждения, но изменить не так, как меняет гипнотическое, агрессивное слово проводника какой-либо идеологии, но скорее так, как ее углубляет поэзия. Об этом говорит Рильке: «Здесь [в искусстве] нет ни одной точки, где тебя не видно. Ты должен жить по-иному». Мы позволим себе добавить, что в своей особой плотности и концентрации слово митрополита Антония преображает нашу жизнь подобно тому, как это делает Священное Писание: Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные (Евр 4:12).

Все беседы, лекции и проповеди митрополита Антония, собранные в этой книге, представляют собой запись живой, устной речи, и мы надеемся, что читатель почувствует особенности этой речи, прямой во всех смыслах слова. Естественно, устные жанры не предполагают разъясняющих примечаний и библиографических ссылок, поэтому все они даны редакцией. Митрополит Антоний цитирует творения святых отцов так, как он их пережил и, может быть, дополнил личным духовным опытом, поэтому в подавляющем большинстве случаев мы не даем точной ссылки на источник цитаты. Нам кажется также нелишним напомнить читателю, что только небольшая часть проповедей и бесед, собранных в этой книге, произнесена в лондонском приходе перед одними и теми же людьми, отсюда происходит неизбежность повторов самых важных идей, самых запоминающихся примеров и ярких образов, с тем чтобы они были непременно услышаны, поняты и прочувствованны самыми разными людьми, которые, может быть, встретили митрополита Антония только один раз в жизни. Все точные библейские цитаты, кроме особо оговоренных, приводятся по Синодальному переводу в издании Московской Патриархии. Собранные в этой книге лекции, проповеди и беседы митрополит Антоний произнес на русском, английском, французском и немецком языках. Все переводы, кроме особо оговоренных случаев, сделаны Е. Л. Майданович. Библиографию трудов митрополита Антония читатель найдет в конце книги.

Наставление народа Божия всегда считалось неотъемлемой частью епископского служения. От Древней Церкви до нас дошёл блестящий пример таких наставлений - огласительные и тайноводственные поучения иерусалимского святителя Кирилла. То, чем послужил в IV в. святитель Кирилл, в наше время стало предметом ревности Митрополита Сурожского Антония. Вышедшие два тома его “Трудов” представляют митрополичью практику оглашения и тайноводства, причём во втором томе больше тайноводства, то есть углубления в то, что составляет церковную жизнь во Христе.

Начало книги знакомит с её автором, сообщая главное о нём. И не только биографические сведения. Всякий, кто прочтёт последние строчки раздела “Вместо предисловия”, может увидеть смирение Митрополита по тому, как Владыка советует относиться к нему - Высокопреосвященнейшему иерарху - своему подчинённому, приходскому священнику. А смирение как главная христианская добродетель является показателем всего, так сказать, внутреннего климата личности.

В духе смирения Владыка проводил последние беседы (раздел “Вместо введения”), на которых он предупреждал слушателей: это больше моё вопрошание, “чем учение, которое я мог бы вам преподать”. Вопрошание его происходило перед Живым Богом и тайноводствовало, вело людей пред очи Спасителя. Его последние беседы освящали вдохновенным словом слушающих их. Владыка задавал вопросы, ставя людей перед Богом; он спрашивал так: вы когда-нибудь читали Евангелие так, чтобы оно до вас дошло как меч - и вы, может быть, не стали лучше, но стали иным?

Часть I “У порога” обращает внимание всех нас на таинство Крещения. “Могу ли я как бы обновить в себе обеты Крещения <…> новым подходом положить новое начало?” - спрашивает Владыка о том, о чём совсем немногие задумываются. Обеты Крещения ставят перед христианином задачу жить как Христов ученик, который не только будет “слушать Его мудрые и спасительные слова и наслаждаться ими, но (будет - Н. П. ) таким учеником, который услышит слово и мгновенно начнёт его исполнять”. Ученик идёт за Учителем, куда бы Он ни повёл, зная, что “Он никуда нас не зовёт, куда Сам не сошёл”. Владыка настаивает, что после Крещения нам надо перед собой ставить вопросы о Крещении, о том, как выполнить обет с особой ответственностью и углублённостью, потому что мы уже сочетались со Христом, и наша и Его жизни связаны тесными узами Крещения.

Тут есть ещё один момент. Крещением мы вступаем в Церковь, а наш грех ставит нас вне границ Церкви, так что можно быть крещёным и в то же время вне Церкви. Поэтому задача вступить в Церковь решается не только оглашенными, но и всеми нами в тот момент, когда мы ловим себя на совершении такого греха, который нас отлучает от Бога и исключает из числа Его людей. Тогда покаянием на исповеди мы можем быть приняты от Бога в общение церковное. Владыка признаётся, что практически на каждой Литургии он спрашивает себя: где я - с Христом в Его церкви или нет? Подобное духовное трезвение отличает всякий серьёзный христианский настрой.

В Крещении, как его толкует владыка Митрополит, крещаемому испрашивается дар, “чтобы всё, что составляло причину распятия Христова, для него стало ужасом и предметом отвращения” . Я верю владыкиному проникновенному толкованию таинства, и о нашей общей радости славлю Бога: этот испрашиваемый в Крещении дар помогает человеку каяться и сопротивляться греху. Если этот дар человек взращивает в себе, он может возвести его, страшно сказать, даже на высокую духовную ступень бесстрастия.

О покаянии Владыка говорит не только как о даре свыше, но как о нашем труде. Покаяние есть результат сотрудничества Бога и человека. «В служебниках XV–XVI веков есть разрешительная молитва, где говорится: “И прости его, Господи, в том, в чём он искренне покаялся”, - потому что это единственное, что можно простить. В том, в чём человек не каялся, а как бы замолчал, его простить нельзя, не потому что Бог не прощает, а потому что прощать нечего. Ты не приносил это на исповедь, и это вне исповеди останется». Поэтому важно принести на исповедь всё греховное, чтобы ничего во мне не осталось вне таинства, но всё вошло в Церковь, а значит в Царство Божие.

Издавна в Церкви перед Крещением проводилось оглашение - катехизические беседы на Символ веры, на молитву Господню. Святитель Филарет Московский оставил нам пример, как это могло осуществляться в XIX в. (филаретовский катехизис). Второй том “Трудов” содержит то, что можно вполне назвать катехизисом Митрополита Антония , его толкования на Верую и на Отче наш . Их отличает глубоко личное изложение основ нашей веры, Владыка обращается к прихожанам, говоря от “святых Отцов так, как он их пережил и, может быть, дополнил личным духовным опытом” (по справедливому слову публикаторов), а прихожане в конце огласительных бесед высказывают Митрополиту свои недоумения. И среди них попадается такое, что Владыка, услышав, говорит: “Я мог бы вам ответить, как мне раз ответил один человек: спроси Господа… Я отвечу как умею”. А надо сказать, у Владыки хватало умения отвечать на вопросы-нужды людей. В оглашении он был неутомим, его целеустремлённость в этом поражает как-то особенно.

Итак, “антониев” катехизис запечатлел опыт непосредственного, близкого общения архиерея с его паствой. Покоряет в катехизических наставлениях то, как полнокровно здесь воспринимается вер а: увер енность в невидимом, но существующем Боге; довер ие к Нему; вер ность Ему. Покоряет глубокое знание молитвословий, оно проявлялось и в том, как Владыка с легкостью обличает ложных друзей переводчика - те церковнославянские слова, которые созвучны русским, но обозначают совсем не то же самое. В молитвах Крещения есть прошение избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды (оно встречается не только здесь). Славянское н у жда не есть русское нужд б , а русское насилие (ср. понуждение ). Мы на ектеньях просим Бога избавить нас от скорбей, гнева и насилия. До того, как я открыл рецензируемую книгу, я этого не знал.

Часть II “В доме Божием” раскрывает суть происходящего в Церкви, прежде всего на богослужении. Самые посещаемые службы, вечерня с утреней и Литургия, прояснены Владыкой в своих существенных моментах. Говоря о вечерне и утрене, Владыка настаивает на том, что “главная тема всех служб - это свет: откровение света, сумерки греха, славное явление света во Христе”. И дальше Владыка, не слишком останавливаясь на деталях (чем грешат многие пособия по литургике), с исключительным знанием духовности прослеживает, как поток молитв на Всенощной попеременно являет человеку свет, сияние, славу Божества, человеческого призвания и, с другой стороны, нашу помрачённость грехом, из которой выход один - взывать к Богу о просвещении нашей тьмы.

Митрополит Антоний даёт мистико-аскетическое толкование служб, что позволяет верующим полноценнее участвовать в церковных молитвах, чувствовать их отношение к нашей жизни, а не только к отдалённым от нас толщей времени событиям библейской и церковной истории. Такие толкования большая редкость и нужда в них особенно велика. Без них служба легко превращается в предмет эстетического любования: вот знаменного пения догматик, вот концертное славословие, вот искусно расшитые облачения, вот прекрасный древностью своей обряд каждения храма, в то время как красота службы не должна нам заслонять её цель.

Равно и уставность службы нельзя превращать в культ Типикона: только бы вычитать и пропеть всё, что положено. У блюстителей Устава нередко образуется чувство удовлетворённости своей службой Богу. Но «с Богом “квитым” нельзя быть», - убеждён Митрополит. Когда Владыка даёт описание утрени, он готов (с оговоркой) поступиться мирной ектеньей. “За шестопсалмием <…> должна следовать - великая ектенья <…> её можно опустить, когда утреня следует за вечерней”, - утверждает Владыка. И в его замечании звучит не желание повыкидывать из службы побольше молитв, дабы разбежаться скорее по домам к ненаглядным телевизорам, а рассуждение человека, вникшего в строй богослужения, могущего объяснить, что нарушит порядок богослужения, а что нет. Когда сам Митрополит служил всенощную без мирной ектеньи на утрени, его сокращённое, но благоговейное служение оставалось полновесной жертвой уст, ничуть не уступающей долговременному уставному чинопоследованию.

Это потому, что Владыка старается не терять из виду цель богослужения: “Вся цель молитвы - не пробраться с одного конца богослужения к другому, но углубиться всем своим существом в те чувства, которые богослужение должно было бы родить в нас”. Отметим, что под чувствами здесь имеются в виду не пышные эмоциональные реакции по поводу и без повода, а живой изнутри отклик на молитвы, совершаемые Церковью.

Литургию Владыка называет средоточием жизни во Христе. Достаточно подробному духовно-практическому толкованию Литургии в книге посвящено порядка ста страниц! Существо литургии в объяснении Митрополита можно бы выразить догматико-аскетическим понятием обожения . Владыка говорит об этом таинстве веры в словах общедоступных, но глубоких. “Друг - это тот, которого ты признаешь равным с самим собой. И вот вокруг стола Тайной вечери Христос принял учеников как друзей Своих, сравняв их любовью, среди них - и предателя. Это отношение Христа с Иудой разбилось уходом Иуды, не отказом Христа”.

Итак, Господь принимает нас как равных Ему, невзирая на наше недостоинство. Он принимает нас, чтобы даровать нам возможность обожения. “Господь под таинственным видом хлеба и вина предлагает нам приобщиться Ему Самому, то есть не только разделить с Ним то, что у Него есть, но с Ним разделить то, что Он Сам есть, стать через это приобщение тем, что Он Сам есть. Как Афанасий Великий говорил, Бог стал человеком, чтобы человек стал богом”. Рецензия не позволяет подробнее остановиться на путеводителе по Литургии , который нам предложил владыка Антоний. Перейдём к следующей части.

Часть III книги поясняет, как можно выстраивать свою жизнь, исходя из того сокровища, которое мы обретаем в Церкви Христовой. Часть эта называется “Евангелие в жизни” и посвящена прежде всего вопросам аскезы. Некоторым кажется, что эти вопросы относятся не ко всем православным, а только к монахам… Они действительно относятся не ко всем: они не относятся к нам, “если мы не знаем, к какому Богу идти, или не стремимся к Нему, если Он - просто приятное дополнение к нашей обычной жизни или порой помеха”. Они не относятся к нам, если мы приходим в храм только за тем, чтобы нас обслужили, и недовольны, если обслуживают не так, как нам хочется. Недовольным полуцерковным людям Владыка замечает: “Ты жалуешься, что Церковь не есть организм любви, а ты сам - какая клеточка (церковного организма - Н. П. ): раковая или живая? Раковая, то есть такая, которая поедает другие <…> Вот первый вопрос: вокруг меня есть какие-то люди - как я их люблю? Кто в центре - я, любовь или они?”. При христианском церковном подходе должны быть - они.

Большой ошибкой будет, если мы под видом аскезы захотим у себя «выработать сентиментальные порывы к “младенцу Иисусу”, к “сладчайшему Иисусу” или “страждущему на Кресте Иисусу”. Вопрос (аскезы - Н. П. ) в том, чтобы научиться любить». Аскеза и есть школа любви. Ошибкой будет, если мы сведём всё христианство к одному учению, потому что христианство - “это не мировоззрение, это образ жизни”. А жизнь непросто складывается, есть в ней взлёты, есть и падения. И очень существенно, как себя ведёт христианин с Богом после падения. “После каждого падения я обращаюсь к Нему без отчаяния, потому что знаю, что Он не надсмотрщик, а Спаситель. Вот каково взаимоотношение”, - говорит Владыка. Это вселяет надежду и вливает силы в тех, кто решился следовать за Христом.

Завершительная часть книги в своей логике не могла обойти тему благотворного воздействия христианина на тех, кто живёт в мире сём, то есть миссионерства. Первая часть книги “У порога” храма, вторая часть - “В доме Божием”, а третья - “Евангелие в жизни” - рассказывает о том, что происходит, когда верующий пришёл в дом Божий, приобщился благодати и выходит в мир, к тем людям, которых Бог доверил ему понести, привести к свету.

Даже если мы сообщаем людям одни лишь церковные слова, не всё равно, как мы это делаем. Церковное слово, обращённое к людям, должно рождаться из внутреннего опыта, а не из хорошей памяти и профессиональных навыков агитатора-сладкопевца. Владыка вспоминает: «В одном московском храме служил дьякон, и первую ектенью он пел, как концерт. Когда он вернулся в алтарь, я ему сказал: “Отче, так молиться нельзя! Говорите с Богом, а не пойте Ему песенки”. И он мне ответил: “Я певец из консерватории и приношу Богу самое лучшее, что у меня есть”. Не дай Бог! Этого нам не нужно». Трудно нам разобраться, какого приношения от нас ждёт Бог. Нам часто кажется, что мы вроде бы это знаем, а на поверку выясняется, что мы горько ошибаемся.

Трудно по-настоящему сказать слово из Служебника, ещё труднее сказать его без книги в руках, от себя. А ведь мы все этим занимаемся, в некоторых случаях это наша обязанность (например, родители должны проповедовать Христа детям, священник - прихожанам). «Когда мы проповедуем, когда мы читаем богословские лекции, недостаточно людям говорить: святой Иоанн Златоуст говорил то-то <…> Серафим Саровский сказал то-то. Потому что люди, слушая, смотрят на нас и думают <…> “И напрасно говорил! Если единственный результат речей этих духовных лиц - этот человек, то не стоит их читать”», - с горькой откровенностью замечает владыка Антоний. Церковная проповедь источником, учителем своим имеет Христа. Как же Он проповедовал? “Он не ходил, стараясь вызвать вокруг Себя восторг, вдохновение, собрать учеников, которые бы шли в бой. Он каждого оставлял свободным. Он был весь внутри Себя, Он говорил то, что каждому может быть спасением, но <…> никого не старался приманить”. В этом величие Христа и христианства.

Не только слова Владыки красноречивы и доходят до глубин человеческой жизни; его фотографии, размещённые в книге, также говорят сами за себя. Упомяну лишь об одной. В московском Богоявленском соборе Владыка сфотографирован перед могилой Патриарха Сергия. Он стоит с благоговением и такой скорбной серьёзностью, как стоят у гробницы Святителя-исповедника. А ведь Митрополит Антоний всю жизнь провёл за рубежом, в условиях свободы вероисповедания, но даже там он соучаствовал в страданиях и несвободе Русской Церкви и понимал, чего стоило Патриарху Сергию нести во время гонений тяжкий патриарший крест.

Рецензируемая мною книга издана с любовью к наследию Владыки. Пользоваться книгой помогают подробный именной и тематический указатель. Приведена библиография по основным изданным трудам Митрополита и о нём. И ещё одна черта. Владыка был полиглотом, проповедовал на английском, французском, немецком… Всегда непросто бывает переводить то, что связано с опытом таинственного богообщения, то, что сказано на грани с невысказанным и несказанным. В этом отношении книга является шедевром переводческого искусства. Если, читая её, не отслеживать примечания внизу, то нельзя сказать, где беседы Владыки даны в оригинале, а где в переводе. Своим необыкновенным проникновением в язык, выражающий опыт Митрополита Антония, переводчики начисто стёрли языковой барьер, чем нельзя не восхититься.

Не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что второй том “Трудов” получился ещё сильнее, чем первый, в нём прочитываются новые стороны жизни и служения Владыки. Во всяком случае, обобщая, можно сделать вывод: два тома “Трудов” Митрополита Антония обладают энциклопедическим охватом всех сторон духовной жизни современного православного христианина, основываются на опыте библейском и святоотеческом, будут внятны всякому, кто желает узнать, что в жизни нашей самое главное. У нас появилась не просто ещё одна новая книга, у нас появилась новая святыня, прикосновение к которой, проникновение духом которой наполняет нашу помрачённую жизнь светом.

На этом я завершаю рецензионное описание и осмысление вышедшей книги. И прошу прощения, но после объявленного конца рецензии я выйду-таки за её рамки, сказав о том, что хотелось бы не только прочитать, но и услышать от Владыки (в смысле выпуска не только книги, но кассет и дисков).

Это, во-первых, Всенощная и Литургия, как их Владыка лицом к Лицу Божию служил. В них ощутимы такие редкие по нашему оскудению чувства - страх Божий и настоящее благоговение, происходящее от восприятия Святыни Господней. Это, во-вторых, проповеди на Литургии, они сильно отличаются от многих уже выпущенных аудиозаписей его бесед. Владыка изнутри Литургии даёт нам огненное слово своими подвижническими причастившимися Христу устами. В конце Литургии он другой, чем вне совершения этой Божественной службы.

Это, в-третьих, звукозаписи бесед последних лет, потому что в них, думаю, исполняется то же намерение, какое было в последних беседах у архимандрита Софрония (Сахарова). Отец Софроний сообщал в своих последних беседах не свои пастырские проповеди о Боге, а сам свой опыт пребывания в Боге . Эти беседы были сначала изданы книгой, а теперь, к вящей радости, часть их появилась в виде звуковых файлов. Хорошо бы воспринять атмосферу последних бесед Митрополита с плёнки, а не с бумаги, - хотя я и не устаю повторять многократное спасибо издателям рецензируемой книги за включение в неё последних бесед. Надеюсь, что звуковое издание станет делом ближайшего будущего. Надеюсь, потому что твёрдо знаю - хранители наследия Владыки усердно трудятся в издании и распространении тех многих плодов жизни Митрополита-подвижника, которыми он так щедро делился со всеми людьми.

Под причиной распятия, конечно, понимаются не политико-религиозные соображения иудейских и римских властей насчёт Иисуса Христа, а то, что касается нас, а именно наши личные грехи. Христос распялся, чтобы освободить нас от греховного плена и вселить в Царство Божие, а не из-за того, что в кулуарах власти решили Его убить.

Эта книга – самое полное из издававшихся когда-либо собрание бесед, проповедей и диалогов митрополита Сурожского Антония. Митрополит Антоний, врач по первой профессии, – один из наиболее авторитетных православных богословов мира, глава епархии Русской Церкви в Великобритании. Значительная часть текстов публикуется впервые. Книга снабжена обширной вступительной статьей, фотографиями, многочисленными комментариями, библиографией, аннотированным указателем имен и тематическим указателем. Книга предназначена самому широкому кругу читателей: не только православным, но каждому, кто хочет и готов услышать, что имеет сказать Православная Церковь современному человеку.

Митрополит Сурожский Антоний
Труды

Предисловие

Биографическая справка

Митрополит Сурожский Антоний (в миру Андрей Борисович Блум) родился 19 июня 1914 г. в Лозанне в семье российского дипломата. Мать – сестра композитора А. Н. Скрябина. Раннее детство митрополита Антония прошло в Персии, где его отец был консулом. После революции в России семья оказалась в эмиграции и после нескольких лет скитаний по Европе в 1923 г. осела во Франции. Детство и юность митрополита Антония были отмечены тяжкими лишениями и страданиями, присущими эмиграции, и твердой решимостью, разделяемой близкими митрополита Антония, жить для России. В возрасте четырнадцати лет он обратился ко Христу и пришел в Церковь. С 1931 г. прислуживал в храме Трехсвятительского подворья, единственного тогда храма Московской Патриархии в Париже, и с тех пор всегда хранил каноническую верность Русской Патриаршей Церкви. В 1939 г. окончил биологический и медицинский факультеты Сорбонны. Перед уходом на фронт хирургом французской армии, 10 сентября 1939 г., тайно принес монашеские обеты, в 1943 г. архимандритом Афанасием (Нечаевым) пострижен в монахи с именем Антоний. Во время немецкой оккупации – врач в антифашистском подполье. В 1948 г. рукоположен в иеромонаха и послан в Англию духовным руководителем Православно-англиканского Содружества св. Албания и прп. Сергия. В 1956 г. стал настоятелем храма Успения Божией Матери и всех святых в Лондоне и остается им до сего дня. В 1957 г. хиротонисан во епископа Сергиевского. С 1962 г. – архиепископ, правящий архиерей созданной на Британских островах Сурожской епархии. С 1966 г. – митрополит, в 1966-1974 гг. – экзарх Патриарха Московского в Западной Европе. В 1974 г. по собственному желанию освобожден от обязанностей экзарха. С тех пор продолжает окормлять непрерывно растущую паству своей епархии, а также посредством книг, радио– и телебесед проповедует Евангелие во всем мире. Имеет многие награды Русской Православной Церкви, братских православных Церквей, Англиканской Церкви. Почетный доктор богословия Абердинского университета (1973 г., Великобритания) "за проповедь Слова Божьего и обновление духовной жизни в стране" и Московской духовной академии (1983 г.) "за совокупность научно-богословских и пастырских трудов", а также Кембриджского университета (1996 г.) и Киевской духовной академии (2000 г.).

От редакции

Во вступительной статье к этой книге епископ Иларион указывает на актуальность богословского учения митрополита Антония как на характерную черту его укорененности в святоотеческом предании. Глубокая убежденность в богословской актуальности проповеди митрополита Антония заставляет нас говорить о необходимости публикации его книги в нашей современной ситуации. Один из разделов книги озаглавлен "Вопрошание". Сомнение неотделимо от веры, как о том постоянно говорит митрополит Антоний. Помимо тех неизбежных и благотворных вопросов и сомнений о смысле жизни, о красоте и осмысленности тварного мира, о несправедливости и жестокости человеческого общества, которые путем порой мучительных испытаний ведут человека к более глубокому богопознанию, существуют сомнения другого рода. Для человека, находящегося вне церковной ограды, – это вопрос о том, стоит ли входить в церковь, накладывать на себя добровольно иго Христово; для человека церковного то же сомнение выглядит как вопрос о правильности избранного пути, о том, не заключен ли он в церковной ограде, как в клетке, за стенами которой находится легкий и простой мир, не следует ли сбросить с себя иго Христово. Эти вопросы и сомнения, как об этом тоже постоянно и бесстрашно говорит митрополит Антоний, вызваны в первую очередь недостоинством христиан. Митрополит Антоний часто повторяет древнее монашеское присловье: "Никто не может прийти к Богу, если не увидит на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни". Иначе говоря, истина христианства открывается человеку прежде всего не как рассуждение, но как личный пример. Поэтому нам представляется, что в особенности в нашу эпоху, в которой все слова как будто сказаны и обесценены, необходимо слово митрополита Антония, слово, в котором глубина богословского созерцания до конца неотделима от примера христианского поступка.

В зрелом богословии митрополита Антония прежде всего хотелось бы отметить три особенности.

Евангелизм. Эта особенность выражается прежде всего в том, что проповеди и беседы митрополита Антония построены совершенно прозрачно: все богословские концепции христианских и иных религиозных культур, с которыми митрополит Антоний зачастую спорит или беседует, все литературные аллюзии он максимально уводит в подтекст, то есть стилистически, композиционно строит свою речь так, чтобы она служила как бы мостом между слушателем и Евангелием, иначе говоря, чтобы казалось, что между слушателем и Евангелием ничего нет. Митрополит Антоний говорит: "Евангельские события часто кажутся нам далекими, почти призрачными, а вместе с тем они обращены к каждому из нас в каждое мгновение", – и в своей проповеди он максимально сокращает расстояние, отделяющее современного человека от живого Христа, и делает нас участниками Евангельской истории.

Литургичность. В данном контексте это означает, что богословие митрополита Антония облекает в слова безмолвное по преимуществу Таинство Церкви: не какую-либо часть церковного обряда и не одно из таинств, но совокупность церковного общения. Его слово вводит человека в Церковь подобно священнодействию. Митрополит Антоний говорит об этом качестве слова в применении к опыту молитвы: "Тогда каждое слово молитвы постепенно приобретает жизненность, какую-то взрывчатую силу, и когда мы эти слова произносим, они нашу душу взрывают, озаряют ее, дают ей импульс, толчок и нас приобщают к тому, что стоит за этим опытом: к Богу".

Антропологичность. Эта особенность учения митрополита Антония более всего раскрыта в данной книге, посвященной в первую очередь антропологическим проблемам. Проповедь митрополита Антония устремлена к тому, чтобы вернуть испуганному и оглушенному современнику веру в себя. Митрополит Антоний постоянно говорит о том, что "Евангелие все пронизано верой в человека", говорит и о том, что человек – "единственная точка соприкосновения между верующим и неверующим", потому что "человек – это та реальность, которая составляет тему жизни всякого человека". Он подчеркивает безмерную глубину каждой человеческой личности, бесконечную ценность человека для Бога и постоянно присутствующую возможность общения между Богом и человеком. Это общение в каком-то смысле равноправно, то есть подобно отношениям любви или дружбы, а не господства и рабства. Именно так, как личные и неповторимые отношения с Богом, митрополит Антоний открывает нам молитву. Благодаря сосредоточенности митрополита Антония на человеке во всей полноте бытия, его проповедь производит впечатление обращенной к каждому лично, несмотря на то, что его слушают толпы. Оно вызывает каждого человека на личный диалог с Богом.

В современном секулярном обществе слово митрополита Антония звучит непривычно – это слово проповедника, пастыря, оно призвано изменить жизнь людей, а не их взгляды и убеждения, но изменить не так, как меняет гипнотическое, агрессивное слово проводника какой-либо идеологии, но скорее так, как ее углубляет поэзия. Об этом говорит Рильке: "Здесь [в искусстве] нет ни одной точки, где тебя не видно. Ты должен жить по-иному". Мы позволим себе добавить, что в своей особой плотности и концентрации слово митрополита Антония преображает нашу жизнь подобно тому, как это делает Священное Писание: Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные (Евр 4:12).

Annotation

Эта книга – самое полное из издававшихся когда-либо собрание бесед, проповедей и диалогов митрополита Сурожского Антония. Митрополит Антоний, врач по первой профессии, – один из наиболее авторитетных православных богословов мира, глава епархии Русской Церкви в Великобритании. Значительная часть текстов публикуется впервые. Книга снабжена обширной вступительной статьей, фотографиями, многочисленными комментариями, библиографией, аннотированным указателем имен и тематическим указателем. Книга предназначена самому широкому кругу читателей: не только православным, но каждому, кто хочет и готов услышать, что имеет сказать Православная Церковь современному человеку.

Митрополит Сурожский Антоний

Предисловие

Биографическая справка

От редакции

Богословие митрополита Сурожского Антония в свете святоотеческого Предания

Основные темы настоящей книги

Сокращенные названия библейских книг

Материя и дух

Человеческие ценности в медицине{17}

Вопросы медицинской этики{21}

Смерть{25}

Оживший из мертвых{35}

Православная философия материи{49}

Тело и материя в духовной жизни{50}

Перед лицом страдания{57}

Пастырь у постели больного{58}

О стигматах{63}

Вопрошание

Вопрошание и сомнение{68}

Православие и западный мир{72}

Диалог атеиста с христианином{75}

Бог под вопросом{82}

Без записок{86}

Об истинном достоинстве человека{104}

Вера Божия в человека{105}

Самопознание{109}

Внутренняя устойчивость{114}

Что такое духовная жизнь{121}

Духовное руководство в Православной Церкви{132}

Итоги жизни{134}

Святость{140}

О призвании человека{146}

Примирение всей твари{149}

Мы должны нести в мир веру{151}

О свободе{156}

Созерцание и деятельность{162}

Служение христианина в секулярном обществе{171}

О подвиге любви{174}

Таинство любви{176}

Вопросы брака и семьи{182}

Слово Божие

Мысли при чтении Священного Писания{186}

Уроки Ветхого Завета{192}

О Евангельском благовестии{193}

«Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия»{199}

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Первые прошения Молитвы Господней{210}

Зов Божий и путь спасения{216}

Размышления на пути к Пасхе{220}

Пути Божии

О творении и спасении мира{225}

День Седьмой{231}

О Воскресении Христовом{233}

Красота и материя в их взаимоотношении с Богом{238}

Жизнь и молитва – одно{301}

Молитва и деятельность{302}

Мужество молиться{310}

О Молитве Господней{320}

Молитвенное предстательство{335}

Вечерняя молитва{338}

Проповеди

«Проповедник должен говорить о том, что является его опытом Бога»{339}

Слово пастыря{342}

Новогодний молебен

Проповедь в неделю перед Рождеством Христовым{344}

Рождество Христово

Сретение Господне{345}

Крещение Господне{347}

Преображение Господне

Благовещение – Великая пятница{348}

Вербное воскресенье

Страстная седмица

Благовещение – Светлый Понедельник{354}

О Марии Магдалине{356}

О радости Христовой{358}

Вознесение Господне{359}

О Вознесении Господнем и Пятидесятнице{360}

Рождество Божией Матери{361}

Успение Божией Матери

Праздник иконы Божией Матери «Нечаянная Радость»{362}

Воздвижение Креста Господня

О страхе Божием{364}

О Евангелии{365}

О встрече{366}

О чуде{368}

Проповедь новобрачным{369}

О теле{371}

Об ответственности христиан за весь мир{372}

О покаянии{373}

О войнах{375}

О послании Патриарха Алексия к молодежи{377}

Панихида по морякам, погибшим на подводной лодке в Баренцевом море

День всех святых, в земле Российской просиявших{378}

День новомучеников и исповедников Российских

Библиография

Указатель имен

Митрополит Сурожский Антоний

Предисловие

Биографическая справка

От редакции

В зрелом богословии митрополита Антония прежде всего хотелось бы отметить три особенности.

Евангелизм. Эта особенность выражается прежде всего в том, что проповеди и беседы митрополита Антония построены совершенно прозрачно: все богословские концепции христианских и иных религиозных культур, с которыми митрополит Антоний зачастую спорит или беседует, все литературные аллюзии о...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→