Ветераны калеки после второй мировой. Как после войны уничтожали инвалидов великой отечественной войны. Как образовался этот миф

Великая Победа досталась СССР ценой миллионов искалеченных судеб - причём искалеченных в самом прямом смысле слова. Если погибших героев восхваляли, то от фронтовиков, лишившихся рук и ног, власти старались избавиться всеми силами - чтобы калеки своим видом не портили триумфа. Лайф вспоминает, как сложилась судьба всех "ненужных" героев войны.

Гриша, вижу "фокеры" слева! Внимание, их тут не меньше трёх эскадрилий!

Командир, иду на перехват!

Младший лейтенант Григорий Волошин крепко выругался: ну, держитесь, фрицы!

Шёл уже третий день нашего наступления на Восточную Пруссию, и советская артиллерия методично перемалывала в пыль бетонированные доты Гумбинненского укрепрайона, где окопались недобитые фашисты из группы армий "Центр". Дальнобойные гаубицы работали день и ночь, а вот пилоты бомбардировщиков в бессильной ярости сидели на земле и ждали лётной погоды - снежная метель сменялась то непроглядным туманом, то новым бураном.

Наконец, вечером 15 января распогодилось, в штабе дали приказ на вылет, и сразу две воздушные армии обрушили на врага огненный ураган фугасных бомб.

Немцы пробовали огрызаться, и тогда в дело вступили "сталинские соколы" из 813-го истребительного авиаполка, прикрывавшие "бомберов" и уже не раз гонявшие хвалёных немецких асов.

Вот и сейчас, едва наши "пешки" - бомбардировщики Пе-2 - успели отработать по немецким позициям, как из-за облаков дыма выскочили три десятка "фокеров" - мощные истребители FW-190. Навстречу им тут же рванулась восьмёрка наших Ла-5: плевать, что силы неравны, главное - это связать силы немцев и дать уйти нашим "бомберам".

Закипел воздушный бой. В какой-то момент младший лейтенант Григорий Волошин, взмыв под самые облака, вдруг увидел, как в хвост командира эскадрильи майора Митрофанова зашли сразу два "фокера".

Уходи, командир, я прикрою! - обрушился он сверху на немцев.

Нажал на гашетку, но ленты обеих пушек ШВАК давно уже были пусты. Чёрт!

Командир, уходи! - прокричал он, бросая машину на таран.

Очевидцы видели, как оба самолёта столкнулись в воздухе и в огненном взрыве развалились на части. Тело Волошина так и не нашли, хотя его фамилию в тот же день внесли в список безвозвратных потерь, а за спасение командира его посмертно представили к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени.

Но Григорий Волошин не погиб. Искалеченного, обожжённого и контуженного лётчика в тот же день нашли наши пехотинцы в каком-то болоте.

Врачи-хирурги совершили настоящее чудо, вернув пилота к жизни. Правда, разорванные в клочья ноги пришлось ампутировать, как и обе руки. Но самое главное - от страшной контузии Волошин потерял память, а все его документы сгорели.

Никто не знал, как зовут геройского лётчика, а сам он не помнил о себе абсолютно ничего - вернее, может быть, что-то и помнил, но сказать ничего не мог: после контузии Волошин мог только мычать что-то нечленораздельное. Но чаще всего он просто молчал, глядя невидящими глазами в одну точку.

Так началась новая эпопея скитаний лётчика Волошина - по госпиталям и домам инвалидов.

Неудобная проблема

Великая Победа 1945 года досталась Советскому Союзу ценой, пожалуй, самой страшной трагедии в истории. Война не только унесла около 27 миллионов человеческих жизней, но и оставила несчётное количество вдов, сирот и инвалидов. По данным Военно-медицинского музея в Санкт-Петербурге, в ходе Великой Отечественной войны ранения получили 46 миллионов 250 тысяч советских граждан. Из этого числа около 10 миллионов вернулись с фронта с различными формами инвалидности. Из этого числа - 775 тысяч с ранениями в область головы, 155 тысяч с одним глазом, 54 тысячи ослепших, 3 миллиона одноруких, 1,1 млн без обеих рук…

Советские органы стали следить за военными инвалидами ещё в ходе Великой Отечественной войны. В течение 1943–1944 годов НКГБ СССР направило местным органам госбезопасности несколько директив, требовавших "профилактировать" инвалидов войны, - чтобы вернувшиеся с фронта калеки не вели антисоветской пропаганды.

Причин же для недовольства советской властью было более чем достаточно. Инвалиды Отечественной войны первой и второй группы - т.е. люди, полностью утратившие трудоспособность - получали пенсию в размере 300 рублей в месяц (для рядового, сержантского и старшинского состава), что составляло примерно половину оклада неквалифицированного рабочего. В деревнях же вернувшиеся с фронта калеки не получали почти ничего - в те времена государство было уверено, что содержание инвалидов, вернувшихся с фронта без ног или без рук, является делом исключительно их родных и родственников. Был даже издан специальный закон, категорически запрещавший принимать в учреждения социального обеспечения инвалидов I и II группы, имевших родителей или родственников.

Вместо этого власти предлагали инвалидам самим зарабатывать на жизнь - дескать, в социалистическом обществе должны работать даже безрукие.

"Советские врачи ведут упорную борьбу за жизнь наших славных воинов, раненных на поле боя, за возвращение их к полноценной жизни, к труду, - писали советские газеты. - Для ускорения выздоровления раненые занимаются рукоделием, рисуют, ремонтируют часы, а также работают портными в артели "Швейный труд". Созданы специальные учебные заведения, в которых инвалиды войны приобретают трудовую квалификацию и получают новую профессию".

Но в действительности немногие бывшие лётчики и танкисты горели желанием переквалифицироваться в швей-надомников.

Писатель-фронтовик Виктор Некрасов так описывал жизнь своего фронтового друга, оставшегося без обеих ног: "Биография-то у меня кончилась. Так, мура какая-то осталась. А ведь лётчиком был. Восемь машин на счету имел. И это за каких-нибудь десять месяцев, со Сталинграда начал. Был и комсомольцем, думал в партию вступать. А теперь что? Обрубок... Летать уже не буду, из комсомола выбыл. Мотаюсь по городам с какими-то чёртовыми тапочками. В Ростове инвалидная артель их делает - хорошие, на лосевой подошве. Я перевожу их в Харьков, в Одессу, сюда: с протезами всегда проедешь, никто не задержит. А трое ребят - жуки такие, дай бог - загоняют их. Вот так и живу: заработаю - пропью, опять заработаю - опять пропью. А ты говоришь - счастье. Нет его! Ноги-то не вырастут..."

нищей братии". Именно они, увешанные орденами безногие солдаты-победители, стали "лицом" послевоенного нищенства.

Процессы напоказ

Также для острастки инвалидов было проведено и несколько публичных уголовных процессов. Например, в посёлке Кожва Коми АССР чекисты выявили т.н. "Союз инвалидов войны", организованный несколькими бывшими офицерами Красной Армии. Возглавлял же "Союз инвалидов" некий майор, который провоцировал антисоветские разговоры и "клеветнические измышления" о плохом положении инвалидов в Советском Союзе.

Сложно сказать, существовал ли "Союз инвалидов войны" на самом деле: Кожва был своего рода "столицей" Печжелдорлага - Печёрского железнодорожного лагеря, заключённые которого строили магистраль на Воркуту. Как раз после войны в Кожву прибыло несколько этапов "окруженцев" - то есть солдат Красной Армии, которые в первые годы войны прорывались из котлов к своим, а уже после войны были причислены к "изменникам Родины". Среди "окруженцев" было немало и инвалидов. Возможно, что чекисты просто придумали "инвалидскую" организацию, желая показать, что от суровых приговоров по "антисоветским статьям" не спасут никакие прежние военные заслуги и увечья.

Также в стране прогремел и анекдотический процесс против профессионального мошенника Вениамина Вайсмана из Житомира.

В Музее МУРа на Петровке Вайсману посвящена целая экспозиция: "На протяжении 24 лет, занимаясь карманными кражами, пять раз был судим на разные сроки содержания в лагерях. В период с 1933-го по 1944-й Вайсман был 13 раз судим за побеги из мест заключения". Наконец, в 1944 году Вайсман был этапирован в Печёрские лагеря на строительство железной дороги. Он снова убежал, но на этот раз неудачно - после нескольких суток блужданий в лесах он отморозил ноги и руки. В конце концов его нашёл конвой. Солдаты доставили его центральный изолятор Печёрских лагерей, где фельдшер отрезал ему обе ноги и несколько пальцев на левой руке. После чего безногого жулика отпустили на волю - по июльской амнистии 1945 года.

С карьерой карманника было покончено, и Вайсман стал мошенником. Он купил офицерскую форму с капитанскими погонами, знакомые фальшивомонетчики сделали ему поддельные документы, орденские книжки и даже две медали "Золотая звезда Героя Советского Союза". И новоиспечённый "герой войны" начал обивать пороги начальственных кабинетов, требуя "справедливости": денег, одежды, еды, жилья.

Расчёт Вайсмана был точен: высокопоставленные чиновники ранга начальника управления, замминистра, министра имели "бронь" от призыва на фронт. И при виде инвалида войны, да ещё и дважды героя, у них возникало какое-то подсознательное чувство вины и раздражения от того, что они сами не могут поддержать все эти "окопные" воспоминания о "боевом братстве", и поэтому им всем хотелось побыстрее избавиться от посетителя. А как проще всего это сделать? Да просто задарить "героя", откупиться. В это трудно поверить, но Вайсман за два года успел обмануть около полусотни чиновников, причём среди обманутых были и сами наркомы. Согласно данным следствия, в результате своих походов Вайсман получил свыше 50 тысяч рублей наличными и товаров на сумму 100 тысяч рублей, а также ордер на квартиру в Киеве, направление на регулярные лечебные процедуры и ножные протезы новейшей конструкции.

В 1947 году обнаглевший Вайсман пошёл по второму кругу и был арестован. Суд дал ему девять лет лагерей - причём советские газеты, писавшие о процессе, открытым текстом предупреждали всех инвалидов войны от хождений по инстанциям - дескать, теперь каждый такой посетитель будет браться на особый учёт.

Только в хрущёвское время появились специальные машины для инвалидов с ручной системой управления - т.н. "инвалидки" (СМЗ-С1Л-О и СМЗ С-3А), которые стали бесплатно выделять через собесы.

Операция "Инвалид"

Воспитательные меры подействовали: в 1948 году нищие инвалиды действительно ненадолго исчезли с улиц советских городов. Но постепенно всё вернулось на круги своя. И в 1951 году Сталин постановил радикально решить проблему, поручив всех инвалидов войны, пойманных за попрошайничеством, "добровольно-принудительно" расселить по интернатам закрытого типа.

Всех задержанных инвалидов войны было приказано расселить в специальных домах-интернатах, которые создавались при каждом областном центре. При этом, разумеется, дома инвалидов войны располагались в отдалённых, скрытых от глаз людских местах, чаще всего в заброшенных монастырях - Кирилло-Белозерском, Александро-Свирском, Горицком Воскресенском, в Нило-Сорской пустыни... Например, инвалидов из Москвы свозили в закрытый Климовский Покровский монастырь и в Ногинск - бывший Богородск, где палаты для безногих фронтовиков были установлены в бывшем лагере для немецких военнопленных "Оранки-74", бывшем Оранском мужском монастыре.

Борьба с нищенством затрудняется... тем, что многие нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов, самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать... Для предотвращения самовольных уходов из домов инвалидов и престарелых лиц, не желающих проживать там, и лишения их возможности заниматься попрошайничеством часть существующих домов инвалидов и престарелых преобразовать в дома закрытого типа с особым режимом..."

Самым же известным в СССР стал дом инвалидов войны и труда на острове Валаам, открытый в зданиях Спасо-Преображенского монастыря. Именно здесь было открыто целое отделение для "самоваров" - так несколько цинично в то время называли людей, потерявших обе руки и ноги.

Валаамские отшельники

Вопреки всем слухам, Валаамский дом инвалидов всесоюзного статуса не имел и обслуживал пациентов из Карело-Финской ССР, Ленинградской области и соседних регионов. То есть на Валааме нашли своё пристанище бывшие герои Ленинградской блокады и жестоких боёв на Невском пятачке.

Например, рядовой 712-й стрелковой бригады Михаил Гусельников, который не провоевал и недели, прибыв на фронт из Омска. В январе 1943 года во время прорыва блокады Ленинграда он получил осколочное ранение в позвоночник и с тех пор стал почти полностью парализован. Отказался возвращаться домой.

Или морской пехотинец Балтийского флота Александр Амбаров, ветеран двух войн - Финской и Отечественной. Воевал в Карелии с финнами, был ранен, обморозил обе ноги, потом сражался на Невском пятачке. Четыре раза его окоп накрывало немецкими бомбами, после чего товарищи буквально откапывали его из-под земли. На пятый раз не повезло - в земле остались обе ноги и левый глаз, выбитый осколком.

В Доме инвалидов находился и его однополчанин - матрос Василий, фамилии которого никто не помнил, а все его звали Васей Петроградским. Писатель Эдуард Кочергин в "Рассказах питерских островов" описывает, что в интернате Вася Петроградский не потерялся, а, напротив, нашёл себя, создав хор "самоваров". Летом дважды в день сёстры-санитарки выносили на зелёно-бурых одеялах своих подопечных на "прогулку", раскладывая инвалидов на берегу. Самым верхним клали Васю Петроградского, затем запевалу, ниже - высокие голоса, ещё ниже - басы. И вечером, когда у пристани внизу пришвартовывались и отчаливали московские, череповецкие, питерские и другие трёхпалубные пароходы с пассажирами на борту, "самовары" под руководством Василия Петроградского давали концерт.

На Валааме жила и партизанка Серафима Николаевна Комиссарова. Она была радисткой в партизанском отряде, воевала в Белоруссии. Однажды каратели окружили партизанскую базу, все ушли через болота, а Серафима осталась с рацией - это была единственная возможность связи с Большой землёй. Всю ночь она стояла в ледяной болотной жиже, держа рацию на голове, пока мимо по кочкам шли гитлеровские каратели. К утру болото замёрзло, и вернувшимся партизанам пришлось буквально вырубать Серафиму из этого льда.

Доставили её в медсанбат, стали оттирать спиртом, приводить в себя. Кое-как Серафима пришла в себя, но ноги её перестали слушаться. Просто высохли, как две ниточки, и всё.

После войны она вышла замуж за однополчанина, уехала с ним жить в Карелию - в посёлок Сортавала. Власти ей даже купили инвалидную коляску, причём с ящиком для инструментов - после войны Серафима Комиссарова устроилась на работу в пункт ремонта, где ремонтировала радиоприёмники и бытовую технику. Казалось, она была образцовым советским инвалидом, но в 1950-е годы умер муж. И Серафима Комиссарова, оставшаяся без родственников, сама попросилась на Валаам.

К концу 50-х таких "добровольцев" на Валааме было уже большинство - вчерашним фронтовикам была нестерпима сама мысль, что они стали невыносимой обузой для жён или стариков-родителей, которым самим требовалась помощь. Многие инвалиды были брошены семьями - молодые женщины уходили от искалеченных супругов к здоровым любовникам, забирали детей. Отчаявшиеся солдаты писали заявления: "Прошу отправить меня в дом инвалидов". Уж лучше там быть, среди "своих" - таких же калек, чем постоянно ловить на себе ненавидящие взгляды близких. Иногда родственники спохватывались и писали на Валаам письма: жив ли там такой-то товарищ? У администрации была даже заготовлена традиционная форма ответа на подобные обращения: "Сообщаем, что здоровье такого-то по-старому, а вам он не пишет, потому что новостей нет и писать не о чем - всё по-старому, а вам передаёт привет".

Возвращение лейтенанта Волошина

На Валааме оказался и лётчик Волошин - вернее в документах дома инвалидов он проходил как "неизвестный солдат".

Определили Волошина в самое закрытое отделение - для "психических", открытое в бывшем храме Никольского скита, где он более 15 лет пролежал на кровати среди таких же контуженных и потерянных людей.

В 1974 году на остров Валаам прибыл художник Геннадий Добров, решивший живописать быт дома инвалидов, о котором ходило столько слухов на материке. Он подрабатывал санитаром, а в свободное время рисовал портреты инвалидов войны - ветеранов, живущих на острове.

Однажды он посетил и Никольский скит, где его и поразил "неизвестный".

Геннадий Добров писал: "Захожу ещё в одну комнату, смотрю - лежит человек. Без рук, без ног. Но лежит на чистой кровати, укрытый чистым одеяльцем таким маленьким, простынью. И подушка у него, всё очень чисто. И он только на меня смотрит, смотрит... Вижу - это молодой, как бы... молодой солдат, ну как вот, бывают новобранцы, но потом смотрю - нет, это уж не такой и молодой, это он просто... Как бы у него лицо застыло в том состоянии, когда вот его контузило. И с тех пор оно не стареет, как бы такое... И смотрит на меня, ничего не может сказать. А мне потом сказали нянечки: "Да - его так привезли откуда-то. И он ничего не говорит, он контужен. И документов никаких при нём не было. И его история болезни чистая, ничего там не написано - кто он, откуда, кто его родители, где он служил, в каких войсках..." Ну, я сейчас же побежал обратно к себе. Взял доску свою, взял бумагу, карандаш и прибежал обратно. И сел напротив него и стал его рисовать. А он как лежал в одном положении, так и лежит. Как смотрел на меня первый раз, так и смотрит таким же взглядом ясным, таким чистым, таким проникновенным. И я его очень быстро и совершенно легко нарисовал. Потому что я его почувствовал, как будто бы это какой-то мой брат, как будто это какой-то мой родственник, как будто это человек настолько мне близкий, родной, что я просто так вот зажал зубами свои губы, чтобы они не кривились от боли и чтобы глаза ещё не застилали слёзы, я старался рисовать..."

Директор дома инвалидов Иван Королёв, узнав о том, что санитар тайком от начальства рисует портреты пациентов, пришёл в ярость и выгнал художника с острова.

Рисунки Доброва сначала отказались принимать на всех выставках в СССР, его грозились выгнать из Союза художников. Но в 1987 году Доброву за серию работ "Автографы войны" дали медаль "Борцу за мир".

И портреты фронтовиков тогда увидел весь мир - в том числе и Николай Григорьевич Волошин, сын лётчика Волошина, который с началом войны вместе с матерью был увезён в эвакуацию в Киргизию, где и остался жить после войны.

Увидев портрет "неизвестного солдата", он обмер: это был его погибший отец, тела которого никто так и не нашёл, да и не искал. Сравнили все сохранившиеся фотографии - его лицо, вне всяких сомнений!

Правда, к тому времени лейтенант Волошин уже умер - он скончался буквально через несколько дней после того, как Добров нарисовал его портрет. Словно дождался чего-то, чего ждал всеми силами.

В 1994 году Николай Григорьевич Волошин прибыл на Валаам и поставил памятник на безымянной могиле на самом краю Игуменского кладбища. Пробовал было поговорить с кем-то, но никто на острове уже не помнил ни "неизвестного солдата", ни тех нянечек, что выносили "самоваров" на прогулки, ни других фронтовиков, ни самого директора Королёва, полагавшего себя королём всего острова... К тому времени Валаам заселил совсем другой "контингент" - спившиеся алкоголики, пойманные милицией бомжи, вчерашние лагерные уголовники, потерявшие конечности на лесоповале.

Инвалиды-фронтовики же тихо ушли, не обременяя никого лишними хлопотами и ненужными переживаниями, как того и хотел товарищ Сталин.

"Они собирались в скверике у вокзала. У одних отсутствовала рука или нога, некоторые (бывшие летчики) - со следами от ожогов на лице. Сидели на лавочках и просили у пассажиров подаяние на хлеб. Когда вечерело, инвалиды, случалось, завязывали бурные споры, ругались. Наиболее "буйных" задерживала милиция, но потом быстро отпускала. Правоохранители старались с инвалидами лишний раз не связываться" ,

Рассказывает старожил Андрей Артерчук о реалиях возле шепетовского железнодорожного вокзала 60- 70 лет назад.

О внешности той категории людей, представители которой так запомнились для Андрея Моисеевича, мы имеем очень слабое представление. Ведь фотокарточки с изображениями искалеченных войной людей находились под негласным запретом. Их не афишировали ни в прессе, ни в книгах. По указанию заместителя наркома госбезопасности СССР Богдана Кобулова, с конца января 1945 года цензоры отдела "В" НКГБ изымали фотографии фронтовиков с ампутированными конечностями, ослепших, с изуродованными лицами даже из писем обычных советских граждан. А дальше эти "трофеи" запрятали настолько "надежно", что и в архивах современных спецслужб их не отыскать...

По состоянию на 1 февраля 1946 года в Украине проживало до полумиллиона инвалидов советско-немецкой войны. Из них к первой группе инвалидности принадлежал 7941 человек, второй - 189 560, третьей - 264 954. Практически каждый десятый фронтовик-инвалид (39 880 человек) имел офицерское звание. Среди последних насчитывалось 21 503 инвалида второй группы. Затем следовали представители третьей (16 539 человек) и первой (1038) групп инвалидности.

Русский художник Геннадий Добров (1937-2011) создал серию рисунков "Автографы войны". На рисунке "Отдых в пути" - солдат Алексей Курганов, он жил в доме-интернате сибирского села Такмык Омской области. Прошел войну от Москвы до Венгрии и лишился ног.

Хотя в Украине тех лет господствовала послевоенная разруха, о жизни и здоровье инвалидов власть практически не беспокоилась. Меры по их поддержке предпринимались, но зачастую - символические, половинчатые, неэффективные.

Во-первых, фронтовиков без определенного места жительства пытались обеспечить жильем. Впрочем, бывали случаи, когда некоторые инвалиды "вхолостую" многократно ходатайствовали об улучшении жилищных условий перед властями, поскольку их там "не слышали". К примеру, вот как искал свободные "квадратные метры" Павел Лебедев - инвалид войны, член ВКП(б), дважды орденоносец. Практически ежедневно (после демобилизации в октябре 1945-го) он наведывался в Черновицкий горсовет и облисполком, дабы попросить чиновников, чтобы посодействовали его семье - из шести человек! - в поиске жилья. В результате Лебедеву "повезло" - получил квартиру 15 декабря, когда на улице уже был мороз и лежал снег. В нехитрых "апартаментах", которые ему предоставили власти города, не было ни отопления, ни воды, ни электроэнергии, не говоря уже о мебели или посуде. Таким образом, заслуженному кавалеру орденов Ленина и Красного Знамени приходилось спать на полу, а пищу готовить в жестянках из-под консервов.

Поскольку помощи не получаю, живу на 300 граммов хлеба

Но инвалид-фронтовик Меркотенко даже такого примитивного жилья не получил. После демобилизации он влачил жалкое существование на станции Знаменка Одесской железной дороги, а именно - в примитивной хибарке на месте сожженного нацистами родительского дома. Поскольку такая "жизнь" ему быстро надоела, решился пожаловаться секретарю ЦК КП(б)У Никите Хрущеву:

"Простите, что Вам пишу, а не к местной власти обращаюсь. Дело в том, что ни требований, ни просьб, ни даже почти мольбы она не воспринимает... Мне еще и девятнадцати нет, а пришлось перевидеть уже всего: и грохот пушек, и голод, и холод, и нужду со смертью. В 1943 году, не имея и семнадцати лет, стал я воином РККА. Теперь мое тело украшает шесть ран, которыми я горжусь... С декабря 1944 года, когда из госпиталя я вернулся домой инвалидом, потянулись длинные дни моей нужды. Наш дом разрушен, а та избушка, которую мы построили и в ней живем, "склоняет" к самоубийству. Хожу в старой одежде из госпиталя, обмундирование оттуда же. Обращаюсь к знаменскому начальству уже на протяжении десяти месяцев и всегда слышу одно и то же: "нет" или "если будет, то дадим". Поскольку помощи не получаю, живу на 300 граммов хлеба. Пошел в горком КП(б)У, а там первый секретарь т. Бразикевич сказал: "У нас ничего нет, можете не ходить...".

Схожие минорные нотки - и в письме от 24 января 1946 года фронтовика Зельмана Кваши из Винницы к отцу в Кливленд, штат Огайо, США:

"...Дом мой сгорел, все разрушено и уничтожено. Дважды был ранен, на одной из рук нет ни одного пальца. Работать не могу, только благодаря тому, что жена зарабатывает, я существую. Мы голы и босы. Дорогой папа, прошу тебя, помоги хотя бы чем-нибудь".

"Рассказ о медалях. Там был ад". Иван Забара показывает свою медаль "За оборону Сталинграда". Бахчисарай, 1975 г. Художник Геннадий Добров.

В первые послевоенные годы "инвалидской" пенсии ветераны войны, изуродованные на фронтах, не получали. Даже на копеечное пособие, которое почему-то называлось "рентой", и то могли претендовать только фронтовики с первой или второй группой инвалидности. Представители первой категории получали от государства 80- 150 рублей в месяц, вторым полагалось вдвое меньше этой суммы (в 1945- 1948 годах размер ренты постоянно колебался). Насколько скудными были эти средства, становится понятно при сравнении их с ценами на продукты и одежду. Например, летом 1947-го за литр молока на рынке просили 10 рублей, кило свинины стоило 120, а пуд ржи - 850. Обычный мужской костюм в "заштатном" сельпо стоил "заоблачные" 700-800 рублей.

Кроме "фиксированной" суммы искалеченным войной ветеранам также давали "паек". Инвалид Павел Котельков, который был задержан ОУНовской Службой безопасности по подозрению в сотрудничестве с НКВД, утверждал, что в его ежемесячный паек входили 9 кг муки, по 400 г сухарей, сахара, коровьего и постного масла, литр керосина, 4 кг соли и кое-что из американской одежды. Впрочем, размеры этих пайков вскоре начали уменьшаться. К примеру, летом 1946-го уроженец Волновахского района Сталинской области Дмитрий Левченко, имея вторую группу инвалидности, получал только так называемый хлебный паек, причем его размер был на 50% меньше, чем раньше.

Дров - ни полена, и взять негде. Согласно закону, инвалидам дрова дают, но они - за 60 километров, в лесу

Также инвалидам государство предоставляло ряд льгот, например на первоочередное протезирование рук, ног, зубов, должно было обеспечивать ортопедической обувью, корсетами. Инвалидам полагалось и топливо на зиму. Впрочем, зачастую многое из указанного выше лишь декларировалось на бумаге. Например, хотя по официальным украинским данным в 1945 году на трех заводах и двадцати шести протезных мастерских было изготовлено аж 23 504 протеза ног, 8359 протезов рук, 13 649 пар ортопедической обуви и 794 корсета, письма потребителей этих изделий испещрены жалобами на их качество. О хорошем протезе многие только мечтали, не имея возможности его "раздобыть" из-за дефицита.

"Мастерская, в которой работают опытные зуботехники Гаврилюк, Бараш и Кацман, не может обслужить инвалидов Отечественной войны, поскольку не имеет необходимых материалов - стальных гильз, стального литья, фарфоровых зубов, цемента и пр. Зубные протезы изготавливаются исключительно из материалов заказчика" ,

Писал о послевоенных сырьевых проблемах автор статьи "Справедливые жалобы инвалидов" в газете "Колхозная правда" (издавалась в городке Славута Каменец-Подольской области, номер от 30 июня 1946 г.).

Хотя льготное обеспечение инвалидов топливом на зиму во второй половине 1940-х и декларировалось, катастрофически не хватало транспорта для его доставки на дом.

"Дров - ни полена, и взять негде. Согласно закону, инвалидам дрова дают, но они - за 60 километров, в лесу. Как и чем их оттуда вывезти? Куда ни обращаюсь, отовсюду отлетаешь, словно горох от стенки. Вот и завоевали себе холод на всю зиму" ,

Жаловался родственнику инвалид войны Федько, житель Александрии Кировоградской области. А из 250-ти фронтовиков с увечьями, которые в отопительный сезон 1945- 1946 годов проживали в Луцке, топливом "разжилось" всего 78 человек. Из 630-ти инвалидов войны - жителей одного из центральных районов Николаева - "сталинскими" дровами зимой согревалось только 135 человек.

"Цена нашего счастья". Сергей Герасимович Балабанчиков. Климовск Московской области, 1978 г.

Правда, инвалидов освобождали от платы за обучение - свое и детей. Для детей офицеров-инвалидов, а также тех офицеров, которые погибли на войне, пропали без вести или умерли от последствий ранений, обучение в 8- 10 классах школ, техникумах и вузах не стоило ни копейки. Это правило, кстати, начало действовать еще с конца 1944 года, когда шли военные действия. Для сравнения, в конце 1940-х за один год обучения в Львовском политехническом институте или университете им. Франко с "рядовых" студентов бралось 300 рублей. Вдвое меньше - всего 150 рублей - платили ежегодно студенты Львовского педучилища и железнодорожного техникума.

Вышеупомянутых льгот, конечно, изуродованным на фронтах (а ведь среди них было полно молодежи!) на жизнь не хватало. Поэтому они изыскивали возможности хоть какого-либо заработка.

"По городам... у инвалидов и военных вообще можно достать различные товары, награбленные в Европе (в основном из Германии)",

Писал ОУНовец в обзоре событий по Житомирской, Киевской и Каменец-Подольской областях за лето и начало осени 1945-го.

"Книга о любви". Жительница дома-интерната поселка Ноглики на севере острова Сахалин Полина Кирилова. Остров Сахалин, 1976 г. Художник Геннадий Добров. Фото: gennady-dobrov.ru

Впрочем, на тех инвалидов, которые занимались продажей вещей времен войны, "охотилась" милиция. Однажды на рынке в Иванкове (нынче - Борщевский район Тернопольской области) милиционер намеревался задержать одного такого торговца. Но на помощь к инвалиду прибежала, как пишется в документе, "туча женщин". Началась всеобщая потасовка. "Разве наши мужья и дети за то свою кровь на фронте проливали, чтобы вы ее теперь топтали!? Вы, сталинские воры, будете уничтожены украинскими партизанами, как фрицы!", - кричали торговки. Кстати, немало инвалидов работало и на базаре в Радомышле Житомирской области. Однажды к столику безногого фронтовика подошла женщина, ошибочно полагая, что он продает сливочное масло. "Отойди, масла у меня нет", - грубо оттолкнул ее от прилавка инвалид и ударил палкой. Отскочив в сторону, испуганная женщина принялась проклинать продавца: "Пусть бы тебе на войне обе ноги оторвало, а не только одну!". Он ринулся за ней вдогонку, но из-за своего фронтового увечья настигнуть женщину не смог.

29 сентября 1945 года вышло постановление ЦК КП(б)У и Совета народных комиссаров УССР "О трудоустройстве и материально-бытовом обеспечении инвалидов Отечественной войны". Суть документа такова. Если был на войне рядовым - будь добр, трудоустраивайся в кооператив, артель и производи товары повседневного спроса. Офицер? Таким полагалась должность более ответственная - начальник отдела на заводе, колхозный счетовод, учитель, работник суда. За неполных полгода после выхода "постановления о труде" в Украине нашло работу более 80% от общего количества фронтовиков с группой инвалидности, "осевших" там после войны.

Пример практической работы советской цензуры в 1944 году. Документ публикуется впервые

Но, к сожалению, наличие работы достойной жизни инвалидам отнюдь не гарантировало. Ведь многие рядовые артельщики получали очень мало. Из-за низких заработков, например, работники швейной артели "Красная Звезда" (в 1948 году действовала в Золочеве на Львовщине) оставались после рабочего дня и шили "налево", исполняя частные заказы. Более-менее нормально - 600 рублей в месяц - зарабатывал только директор этой артели Петр Одинцов, хотя ни в портняжном, ни в сапожном делах этот человек, назначенный на руководящую должность "сверху", совершенно не ориентировался.

Лишенные адекватной денежной компенсации, инвалиды-кооператоры зачастую изготавливали некачественную продукцию. По той же причине "закрывали глаза" на тенденции спроса покупателей, практически не вносили изменений в номенклатуру товаров. А еще мало интересовались качеством сырья. Да и цены на изготовленные товары необоснованно завышали, приравнивая их к стоимости товара, произведенного из материалов хорошего качества.

22 ноября 1949 министр МГБ УССР Николай Ковальчук подвел итоги проверки баз и складов кооперативных структур инвалидов, потребительской и промышленной кооперации, Министерства местной промышленности и Минторга. "Ревизоры" нашли некачественных и неполноценных товаров (швейные изделия, трикотаж, обувь, галантерейные товары, детские игрушки, продтовары и пр.) на сумму 232 008 000 рублей!

К примеру, в городе Сталино на базе артели им. Осипенко было найдено более 5200 женских рубашек. Проверяющие установили, почему они залежались: цена за единицу товара (31 рубль) не соответствовала качеству сырья (дешевые лоскутки ткани). По той же причине залежались мужские костюмы, брюки, женские юбки общей стоимостью 105171 рублей на складе швейной фабрики "Луч" Каменец-Подольской облпромрады. Покупателей мало интересовала и продукция артели "17 сентября" из Дрогобычской области - неправильно сшитая обувь с искривленными задниками, а также бракованные свечи с фитилями, которые "мастера свечного дела" неправильно залили парафином.

4756 пар распарованных туфель лежали "мертвым грузом" в ларьках и на базе артели "Пятилетка" (г. Славянск Сталинской обл.). А на складе артели "Химпром" (Черниговская область) накопилось 35 000 коробок некондиционного крема для обуви, а также две тонны некачественной колесной мази (использовалась владельцами гужевого транспорта). Артель "Металлист" Днепропетровского облкоопинсоюза испытывала серьезные затруднения в сбыте игрушечных детских ружей (их скопилось на 186 200 руб.) и навесных замков общей стоимостью 486 000 тысяч.

"Старый воин". Михаил Семенович Казанков. Бахчисарай, 1975 г. Художник Геннадий Добров. Фото: gennady-dobrov.ru

Даже пребывая в настолько затруднительном положении, инвалиды-производственники должны были платить налоги, а также выполнять ряд других "сопутствующих" обязательств перед государством. Как указывалось в отчете Золочевского окружного провода ОУН за май 1947 года, советские инвалиды II группы в СССР облагались налогами на землю (возделывание одного гектара земли, включая 50-процентную скидку, "стоило" 90 рублей в год), сад (годовой налог в расчете за один ар = 8 руб.), корову (за одну = 88 руб.), лошадь (за одну = 75 руб.), пчел (1 улей = 4 руб.). А еще с инвалидов взималась так называемая хлебопоставка. В первые годы после войны они ее не сдавали, но уже с 1948-го начали это делать.

"Норма" для искалеченного на войне земледельца, который обрабатывал участок земли площадью до двух гектаров, составляла три-четыре центнера зерна с каждого гектара в год. Например, с 42-летнего жителя Кицманского района Черновицкой области Николая Ткачука, который вернулся с фронта без обеих ног и пальцев правой руки, государство брало 3 центнера хлеба с гектара. Его земляк Юрий Бабчук без правой конечности и с тремя малолетними детьми "на плечах", "засыпал в государственные закрома" по тонне зерна с трех гектаров. С теми крестьянами, кто хлебопоставки игнорировал, разбирались высокопоставленные "гости" из района. В доме одного из "должников" - безногого инвалида Великой Отечественной войны из села Стенка на Золочевщине - они описали все вещи, после чего "посоветовали" хозяину за два дня "исправиться", иначе обратятся в суд.

Протезов нет, а деньги надо сдать. В том, что с месячной выплаты нужно что-то отдавать на государственные нужды, я не виноват, такие у нас законы и так должно быть

Своеобразным "налогом" инвалиды называли "добровольно-принудительную" покупку облигаций государственного займа. К этому селян настойчиво и систематически "подталкивали" те же "гости из района". Как именно, свидетельствует диалог в сельсовете села Голгоча Подгаецкого района между местным жителем Осипом Скрипником (потерял ногу под Берлином) и заезжим агитатором Щербой. Итак, первого июля 1948 года последний предложил инвалиду потратить часть его 70-рублевого ежемесячного дохода на гособлигации. Но тот попросил агитатора помочь с покупкой дефицитного протеза. "Гость" гневно заявил в ответ: "Протезов нет, а деньги надо сдать. В том, что с месячной выплаты нужно что-то отдавать на государственные нужды, я не виноват, такие у нас законы и так должно быть". Возмущенный услышанным, инвалид начал кричать: "Те, кто воевал, калеками поделались, я ногу под Берлином потерял, а теперь мы должны бедствовать? А вы, те, кто себе живот наел, еще и народ бьете, приговаривая, что за него заступаетесь?". Услышав такое, чиновник указал фронтовику на дверь. Но тот из сельсовета не пошел, поэтому Щерба схватил мужчину и выбросил за дверь, ударив напоследок сапогом.

Весной 1947-го "склоняли" к покупке облигаций также и инвалида войны Гушковатого с Залещицкого района, хотя его рента была вдвое меньше, чем Скрипника. Когда агитатор, которому надоело ждать, пока инвалид определится, обозвал его "бандитом", тот в сердцах вскипел: "Я побывал в Америке, Канаде, Германии, но нигде такой беды, как в Советском Союзе, не видел. Вы рассказываете, что все мы одна родина, братья? Тогда почему же это не так?". За то, что Василий Мандрюк и Василий Веселовский - инвалиды из села Петровцы Мельница-Подольского района Тернопольской области - не подписались на большие суммы госзайма, первого из них уполномоченные райкома КП(б)У продержали в подвале одни сутки, а второго - три.

Дайте мне пистолет и я застрелюсь, но в колхоз не пойду

Хотя инвалидов активно "вербовали" в колхозы, вступать туда многие наотрез отказывались. Например, на такое предложение инвалид войны Даниил Луцив с Микулинецкого района Тернопольщины 11 марта 1948 ответил следующим образом: "Дайте мне пистолет и я застрелюсь, но в колхоз не пойду". В селе Стриганцы Бережанского района агитаторам удалось "поймать на колхозный крючок" демобилизованного Андрея Сороку. Безногого инвалида убедили в том, что он подписывает просьбу о повышении инвалидской ренты, хотя на самом деле это было заявление о вступлении в колхоз. Утром 20 февраля 1948-го, незадолго до начала колхозного собрания, к инвалиду в дом нагрянули "гонцы" и предупредили, что должен прийти в сельсовет на собрание. Поняв, что его обманули, инвалид начал бросать под ноги представителей власти комнатные вазоны и куриные яйца, затем разделся догола и заявил о намерении идти на собрание в чем мать родила. Впрочем, визитерам удалось каким-то образом одеть "бунтаря" и "проводить" в сельсовет

Типичный формуляр квартального отчета отделений и пунктов военной цензуры НКГБ времен советско-немецкой войны 1941-1945 годов. Документ публикуется впервые

Для тех же военных, кто полностью утратил трудоспособность, в УССР создали сеть специализированных интернатов. Поскольку такие люди часто нуждались в лечении, их определяли в специальные "инвалидские" госпитали. По состоянию на 23 марта 1946-го насчитывалось 84 госпиталя, в которых находилось 20 250 инвалидов войны.

"Неизвестный солдат". Никто ничего не знает о жизни этого человека. В результате тяжелейшего ранения он потерял руки и ноги, лишился речи и слуха. Война оставила ему только возможность видеть. Психиатрическое отделение дома-интерната на острове Валаам, 1974 г. Художник Геннадий Добров. Фото: gennady-dobrov.ru

Также в разных украинских регионах функционировало 12 домов-инетрнатов для инвалидов без определенного места жительства. Там кров над головой нашли 544 ветерана войны. Как же приходилось фронтовикам с увечьями в этих заведениях? Жизнью они там, конечно, не наслаждались. К примеру, "обитателей" Старобешевского интерната (Сталинская область) власть забыла обеспечить подушками, они спали на допотопных соломенных матрасах. А постель, которую выдавали в интернате, проверяющие признали "непригодной для использования". "Поскольку культурно-массовая работа в заведении находится на низком уровне, растет хулиганство и поножовщина", - сообщалось о быте старобешевских инвалидов в документе МГБ.

С лихвой "окунувшись" в проблемы послевоенного лихолетья, демобилизованные инвалиды ощущали сложности с социальной адаптацией. Многим из них фактически приходилось начинать свою жизнь сначала. Кто не смог вовремя "втянуться" - постепенно терял признаки человека, деградировал, начинал заниматься попрошайничеством.

"Дай рубль, потому что потерял руку, переплывая Днепр, Одер и Вислу", - так обращались инвалиды-восточники на улицах Львова к прохожим в октябре 1946-го. В том же месяце в Станиславовском районе (сейчас Ивано-Франковская область), сообщал автор отчета ОУН,

"инвалиды Отечественной войны, часто с медалями, ходят по городу, как обычные нищенствующие, свирепствуют, решительно требуют от каждого встречного и хозяев денежную помощь. При этом грозят".

Аналогичное содержание имеют заметки ОУНовца об увиденном в Приднепровье и Крыму, сделанные им через несколько лет.

"Опаленные войной". Фронтовая радистка Юлия Степановна Еманова. Волгоград. 1975 г. Художник Геннадий Добров. Фото: gennady-dobrov.ru

"Везде на станциях в Украине мне встречались инвалиды так называемой Отечественной войны. Были они часто без руки, ноги, глаз, в сопровождении мальчиков-поводырей. Эти инвалиды просили милостыню",

"Приехала туда - послевоенное время, полно инвалидов...",

Это уже фрагмент из воспоминаний Ирины Козак.

На тот момент женщина была связной командира Украинской повстанческой армии Романа Шухевича. Калеки, "оставшиеся после войны" и "слоняющиеся по миру", поражали очевидца в июне 1947 года в Васильковском районе Киевской области. Летом 1948-го четверо бывших фронтовиков (у двух не было одной руки, у третьего - ноги, в четвертого - и руки, и ноги) "промышляли" милостыней на Сатановском рынке, что в Каменец-Подольской области. Один из них обратился к Андрею Заверухе, который приехал за покупками из села Толстое, с такими словами: "Брат, не проходи мимо, посмотри, до чего я довоевался". А Мария Савчин - жена участника украинской национально-освободительной борьбы, руководителя подполья Организации украинских националистов на Волыни Василия Галасы - писала о замеченном в Запорожье 1954-го: "Когда проходили по улицам, нам встречались нищие, часто - дети, но в основном инвалиды (вероятно, с войны)".

По данным министра МГБ УССР Николая Ковальчука, которые он привел в письме к первому секретарю ЦК КП(б)У Леониду Мельникову 7 апреля 1952 года, работники милиции во втором полугодии 1951-го и первом квартале 1952-го задержали 8949 человек "нищенствующего и бродяжнического элемента", в том числе 2868 - в Киеве. Из них было трудоустроено 716 человек, в дома инвалидов и престарелых определено 1294, опекунам передано 2442 человека. С остальных 4498 человек взята подписка про отказ от попрошайничества.

Страница одной из докладных записок о фактах антисоветских проявлений и характерных негативных выражений среди демобилизованных из Советской армии и инвалидов Отечественной войны. Нижний абзац - жалоба инвалида советско-немецкой войны, жителя Винницкой области Николая Мируни на тяжелую жизнь в 1946 году. Документ публикуется впервые

Впечатляет количество тех, кто, имея средства к существованию, бродяжничал и собирал милостыню для собственного обогащения. Например, инвалид войны Качанов в начале 1950-х регулярно клянчил у киевлян монетки, хотя работал в артели им. Кирова за неплохие 500 рублей в месяц, а также получал 125 рублей ренты. Его "коллега" Наборщиков, имея в Фастове собственный дом, "колесил" столичными трамваями и троллейбусами, прикидываясь бывшим танкистом-участником боев под Сталинградом и Одессой. На самом деле он участия в военных действиях не принимал, а получил контузию в результате аварии, управляя автомобилем в нетрезвом состоянии. Гражданин Долгин, демобилизовавшись с фронта без двух ног, собирал в день по шестьдесят рублей, нищенствуя по улицах Одессы, Львова и Киева, а затем все выклянченное пропивал. Как свидетельствовал очевидец, множество "инвалидов Отечественной войны" бродяжничали во Львове на рубеже 1949-1950 годов. Эти люди "зарабатывали" себе на жизнь, занимаясь воровством, грабежами или попрошайничеством. Те из них, кто не мог найти себе кусок хлеба (очень часто - инвалиды без ног, рук или глаз), инсценировали драки, во время которых их сообщники "обрабатывали" публику в нужном направлении.

"Русский пророк". Нищий инвалид Ванечка. Село Тара Омской области, 1975 г. Художник Геннадий Добров. Фото: gennady-dobrov.ru

Кстати, киевской милиции несколько раз подряд не удавалось поселить в интернат слепого фронтовика Семченка, поскольку он постоянно от такой перспективы категорически отказывался, жил, где ему заблагорассудится, бродяжничая по улицам и исполняя жалобные песни под аккомпанемент гармоники.

Случаи попрошайничества среди инвалидов существенно участились в голодные 1946- 1947 годы. Ввиду сложностей с продовольствием в восточной и южной Украине оттуда начали ездить за продуктами на западноукраинские земли множество людей, в том числе и фронтовики-калеки. Этих "мешочников" часто снимали с поездов, но они продолжали добираться "в Западную" пешком, таща за собой на веревке коляску с сумкой.

Политический референт бандеровского крыла ОУН Яков Бусол изложил в письме к Василию Куку интересный диалог между инвалидом войны и работниками НКВД, услышанный в Ровенской области:

"Лейтенант-инвалид Отечественной войны" приехал за продуктами на Вербщину, зашел в деревню - а там НКВД его задерживает и отправляет назад. Он ругается: "Вы тут бандер ищете? Ищите их на Черниговщине, Курщине, потому что уже и там местные бандеры завелись".

А в Золочевский район в марте 1947-го настолько много "мешочников" заладилось, что, как писал очевидец, из-за них "просто дома не закрывались". Тамошние жители называли этих визитеров "прошаками". Демобилизованные инвалиды-красноармейцы без рук и ног, на костылях, "просили хлеб со слезами в глазах". Иногда предлагали взамен что-либо из дефицитной мануфактуры. По информации ОУНовца (июнь 1946), "прошаками" были переполнены все товарные поезда. Некоторые не только ходили по деревням и просили у селян милостыню, но и "нагло воровали все, что попадалось под руку".

"Защитник Невской Дубровки". Пехотинец Амбаров Александр Васильевич, дважды засыпанный землей после налетов фашистских самолетов на Невскую Дубровку. Остров Валаам, 1974 г. Художник Геннадий Добров. Фото: gennady-dobrov.ru

Как-то поздней осенью 1946-го, после одного из таких "визитов" в Западную Украину, советский сержант-инвалид войны на Станиславовском вокзале совершал посадку на поезд в обратном направлении. Но его поклажа (узлы с продуктами) была настолько большая и тяжелая, что попутчик-энкаведист озлобился и выбросил ее с поезда. Сержант закричал: "Я за советскую родину воевал, а теперь у меня хлеб отбирают!". На что другой попутчик - старшина Красной армии - возразил: "Слушай, парень, в какой бы армии ты не воевал, белой или красной, тебе и нам все равно один черед. Воевал - кушать давали, не воюешь - значит кушать не нужно. Иди отсюда, иначе еще в тюрьму посадят".

Кстати, во многих случаях только попрошайничеством или "мешочничеством" не ограничивалось. Ведь инвалиды не стеснялись высказываться по поводу состояния дел в стране, критиковали партию, правительство, местные власти. Поскольку позволяли себе оглашать "непричесанные мысли", зачастую становились объектом слежки сотрудников спецслужб. В своих "совершенно секретных" докладных записках те фиксировали настроения инвалидов с тщательной точностью. Так, 9 августа 1947 года министр МГБ генерал-лейтенант Сергей Савченко обратился в "записке по "ВЧ" ко всем начальникам областных управлений со следующей просьбой:

"До 18 августа с. г. пришлите в 5-е управление МГБ УССР (занималось политическими репрессиями. - Авторы) подробную докладную записку о фактах антисоветских проявлений и характерных негативных высказываниях среди демобилизованных из советской армии и инвалидов Отечественной войны".

Подобным, кстати, занимались и члены ОУН, но уже с другой целью - поиска "компромата" на советские реалии.

"На лавочке возле станции Тернополь сидел пьяный инвалид, восточник без обеих ног, и говорил на Сталина, партию и правительство все, что заблагорассудится. К нему подошел милиционер и попросил предъявить документы. "Вот мой документ", - указал тот на костыль. Когда же милиционер сделал попытку забрать инвалида в отделение, он ударил его палкой по голове. ...Вцепился руками за перила скамейки и принялся кричать: "Отдайте мне ногу, что государство у меня отобрало, идите на фронт свою силу показывать, а не здесь. Вы мне сами костыль принесете!".

Этот сюжет - из послевоенного ОУНовского документа "Вісті про СУЗ". А следующие данные - уже чекистские. Агенты "Михайлов" и "Владимиров" уведомляли НКГБ УССР о "наличии во Львовском госуниверситете антисоветской группы студентов из числа инвалидов Отечественной войны, которые намереваются дискредитировать политику партии по национальному вопросу". А инвалид Алексей Малеев был арестован только за то, что 7 августа 1945-го прислал анонимное письмо в редакцию газеты "Правда" с "клеветой на партию и ее руководителей". Во время следствия он подтвердил, что это письмо написал из-за несогласия с мероприятиями, осуществляемыми партией и правительством.

Фальшивый штамп советской полевой почты времен войны 1941- 1945 годов. Фото публикуется впервые

Таким образом, отношения между инвалидами-фронтовиками и советской властью складывались очень непросто. К тому же, последней, уже в мирное время, удавалось использовать настроения некоторых калек в своих иезуитских комбинациях, призванных дискредитировать украинских националистов. Ведь отношение к бандеровцам таких граждан, как, например, трехкратный беглец от мобилизации в УПА, инвалид Великой Отечественной войны, трижды орденоносец, старший сержант Дмитренко, можно было легко спрогнозировать. Тем более, что в сентябре 1945 года националисты сожгли ему дом в Солотвинском районе (Закарпатье).

Впрочем, читая такие вещи, следует не забывать, что чекисты неоднократно засылали в Западную Украину легендированные отряды псевдоповстанцев, которые действовали под видом УПА. Вот, например, случай, произошедший 4 июня 1946 года в селе Комаров Галицкого района (теперь - Ивано-Франковская область):

"Пришел отдел большевиков, переодетых в стрелков УПА: в мазепинках, вышитых рубашках. Просили хлеба, яиц и говорили, что уже третий год ходят по лесам. ...Называя себя стрелками УПА, забирали одежду. У инвалида войны, красноармейца, который вернулся со второй войны без руки, сняли с ног сапоги и избили буками, приговаривая: "Ты, сволочь, за Сталина воевал, а нам помочь не хочешь".

На следующий день потерпевший поехал в райцентр и пожаловался на произвол прокурору. После этого ему вернули сапоги, предупредив, чтобы о случившемся ничего никому не говорил.

Таких "оборотней", которые наследили на Станиславовщине, готовили в столице Украины. Как уточнял на допросе в СБ ОУН Иван Безкоровайный (август 1947-го), кадры отбирали из демобилизованных красноармейцев. Их учили умению притворяться глухонемыми, преображаться в инвалидов или нищих, которые могут ходить по селам и подслушивать, что люди говорят о националистах, колхозах, возможности начала новой мировой войны. Зная об этом, Центральный Провод ОУН приказывал с уважением относиться к советским инвалидам-фронтовикам.

"Нашим национальным долгом является теплая сердечная встреча братьев, которым откровенно с братской помощью должны объяснять, как по нашему примеру они должны бороться с советской властью и ее агентурой",

Читаем в обращении к крестьянам западноукраинских областей за 1946 год.

Глава 3. Инвалиды войны

Кто просматривает советские газеты и наблюдает за другими средствами массовой информации, может увидеть массу упоминаний об «улучшении социального обслуживания инвалидов и участников войны». Тема «отеческой заботы» советского государства об инвалидах войны - это уже прочно установившаяся традиция советской пропаганды. Радио, телевидение, газеты постоянно отводят массу времени и немало места, чтобы доказать своим слушателям и читателям «гуманность» советского правительства по отношению к бывшим фронтовикам. И эта пропаганда почему-то особенно стала казаться навязчивой со времени оккупации советскими войсками Афганистана…

С чем связано это, и кто они, о ком так «заботится» советское государство и правительство? Это, во-первых, непосредственно инвалиды Великой Отечественной войны, т. е. те, кто дожил из них до сегодняшнего дня; травмированные работники милиции (МВД), госбезопасности (КГБ) и военнослужащие Министерства обороны СССР, получившие инвалидность при прохождении службы в этих органах и ведомствах. К инвалидам войны относятся также те, кто получил инвалидность во время карательных операций в период с 1 января 1944 г. по 31 декабря 1951 г., то есть принимавшие участие в подавлении национальных движений на Украине, в Белоруссии, Литве, Латвии и Эстонии. К инвалидам войны сейчас добавились таковые из числа военнослужащих оккупационной армии в Афганистане. (Даже средняя, приблизительная численность таких инвалидов строго засекречена.) Правительственными указами и постановлениями инвалидам войны установлены такие, например, льготы: внеочередное обеспечение жильем; раз в семь лет им выдается бесплатно автомобиль «Запорожец» с ручным управлением; предоставляются в первоочередном порядке путевки в санаторий. На фоне всеобщего недоедания они прикреплены к продовольственным магазинам, в которых для них резервируется некоторое количество продуктов.

Все это, повторяем, широко рекламируется советскими средствами массовой информации как достижение самого передового и первого в мире социалистического государства: цитируются и повторяются постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР о так наз. «мерах по дальнейшему улучшению материально-бытовых условий инвалидов Великой Отечественной войны», ставятся вопросы «о специальном обслуживании участников Великой Отечественной войны» и т. д., вплоть до продажи им… «в организованном порядке продовольственных товаров в дни, предшествующие общенародным праздникам».

Похоже, не сладко приходится инвалидам и участникам войны, если речь заходит о «специальной» раздаче им продуктов питания. Да только ли с питанием из рук вон плохо? Такие же инвалидные очереди бывших фронтовиков выстраиваются и за «льготным» жильем, санаторными путевками, «Запорожцами». Вспоминается рассказ моего знакомого, инвалида: однажды, в крымском курортном городе Саки, в 18-ти километрах от Евпатории, случай свел его с другим инвалидом на коляске, бывшим сотрудником КГБ, теперь приравненным к инвалидам войны. Тот долго сетовал на наплевательское отношение к нему органов социального обеспечения, привел даже такой факт: коляску ему дали только после 2-х лет ходатайств. Тем не менее, инвалиды войны в СССР находятся в более привилегированном положении по сравнению с другими категориями инвалидов. Поэтому можно представить себе положение последних - для них вообще ничего не делается, например, для инвалидов с детства. Как сказал мне заведующий отделом социального обеспечения г. Владимира Лучков: «В уродстве детей повинны только их родители, пусть они и расплачиваются…» Такова по сути мораль советских чиновников. А вот то, что напоминает в Советском Союзе о войне, как мы видим на примере с инвалидами войны, пользуется официальным почетом и уважением. Например, газета «Известия» от 3 марта 1984 года поместила очередную статью о такой «заботе» под названием «Эхо милосердия». Речь идет на этот раз о работе Архива военно-медицинских документов в Ленинграде, в обязанности которого входит еще отвечать на письма ветеранов и инвалидов войны, давать им необходимые выписки из их историй болезни для назначения пенсий или льгот.

И заглавие статьи - «Эхо милосердия», и ее содержание вполне соответствуют идеологическим установкам советского государства. Автор статьи постарался угодить и редактору, и другим партийным и государственным «идеологам» газеты. Но шила в мешке не утаишь. Если прочесть статью внимательно, сразу же бросается в глаза дешевый трюк официальных пропагандистов. На одних эмоциях далеко не уедешь, а статья на это только и рассчитана. Например, читаем:

«Каждый день почтальон привозит мешок писем от ветеранов и инвалидов войны: просят выслать справку о ранении… Штатные возможности Архива рассчитаны на обработку 120 тысяч запросов в год. Их поступает и в два, и в два с половиной раза больше».

С одной стороны, «забота» о ветеранах и инвалидах войны, казалось бы, видна. С другой - есть сотни и сотни тысяч инвалидов, которые советским государством таковыми еще не признаны. И часто такие «признания» зависят, как мы видим, от совершенной случайности, от уцелевшей в Архиве бумажки, подтверждающей, что тот-то и там-то во время войны был ранен или контужен.

Корреспондент газеты рассказывает об одном из таких инвалидов «на тележке», который, «помогая себе руками», приехал в Архив в робкой надежде найти нужную бумажку… Сколько в СССР еще таких же безногих, безруких, слепых, которые должны хлопотать о себе сами?!

Архив в Ленинграде хранит несколько десятков миллионов историй болезней, т. е. 60 % от их общего числа. Поэтому нетрудно себе представить жизненную ситуацию остальных инвалидов, чьи истории болезней не сохранились.

В качестве примера расскажу об одном из них, об Иване Гончаре из Донецкой области.

В начале войны И. Гончар был ранен в ногу, нога ампутирована в одном из госпиталей в Могилеве. Вскоре госпиталь попал в окружение и И. Гончар до конца войны жил, по его словам, «в доброй по-христиански семье», которая его приютила. После войны И. Гончар вернулся в родную деревню Крутовка Константиновского района Донецкой области. Так как у него все-таки не было ноги и он передвигался на костылях, то инвалидность его была очевидна. И. Гончар был признан инвалидом 3 группы «вследствие общего заболевания» (!). Ему была установлена пенсия 70 рублей в месяц (по новому исчислению 7 руб.) и до самой своей смерти он работал на ферме (на одной ноге грузил на подводу 50-килограммовые бидоны с молоком). Какой уж там «Запорожец» или льготы - жил он в разваливающемся доме, ни сам его починить не мог, ни колхоз не помогал.

Может быть, поэтому в Москве и был создан Центральный научно-исследовательский институт экспертизы трудоспособности и организации труда инвалидов (ЦИЭТИН). Ведь надо же государству как-то поддерживать видимость и «идею» заботы об инвалидах войны. В Институт едут инвалиды со всех концов Советского Союза, чтобы заполучить необходимое заключение, подтверждающее причину инвалидности. Но и ЦИЭТИН, с его огромным количеством экспертов-медиков, идет на поводу у государства, которому невыгодно тратиться на инвалидов.

«Эхо милосердия» - так была названа статья в газете «Известия». Из всего сказанного, однако, видно, что о милосердии как таковом можно только говорить. А что до его эха - это уже советская реальность…

Мы уже говорили, что к инвалидам войны относятся сегодня те, кто получил инвалидность при исполнении воинских обязанностей в Афганистане или, говоря советским языком, при исполнении ими своего «интернационального долга». И число таких инвалидов постоянно растет. Похоже, только с этим связано то обстоятельство, что в августе 1984 года Верховный совет СССР принял два указа, касающихся военнослужащих и вступающих в силу с 1 мая 1985 г. Например, Указ об освобождении от уплаты налогов Героев Советского Союза, обладателей ордена Славы трех степеней, инвалидов Отечественной войны упоминает и других инвалидов-военнослужащих, «ставших инвалидами вследствие ранения, контузии или увечья, полученных при защите СССР или при исполнении иных обязанностей военной службы…» Эти «иные обязанности» советские солдаты, как известно, исполняют в Афганистане, где за пять лет войны инвалидами стали десятки тысяч человек.

Именно этих, «других инвалидов», касается другой Указ Верховного совета СССР - о повышении «пенсий по инвалидности военнослужащим срочной службы» (инвалидам I группы - на 30 руб., II группы - на 20 руб. в месяц) и о назначении пенсий семьям погибших во время срочной службы, в том числе - «с пребыванием на фронте» (не менее 45 руб. в месяц на каждого нетрудоспособного члена семьи, но не более 120 руб.)

Все это воспринимается не иначе, как только то, чтобы хоть как-то затушевать сложившуюся сегодня ситуацию, связанную с увеличивающимся числом инвалидов, ставших таковыми в Афганистане. Дать больше, чем эта минимум-подачка, советское государство не в состоянии. Да и посудите сами: например, возьмем газету «Известия» от 30 ноября 1983 г. и прочитаем статью «Горечь», в которой идет речь о фронтовиках и инвалидах войны, с одной стороны, прославляемых советской пропагандой, с другой - запертых в глухой провинции в доме инвалидов под сибирским городом Читой. Не было до этого подобных описаний их жизни в советской печати и, появись эта статья не в газете, а в Самиздате, власти сочли бы ее «антисоветской», а ее автору пришили бы срок. Но, видимо и здесь через край пришлось!.. Подумайте сами: могут ли инвалиды войны в Советском Союзе жить в условиях, где душно, в комнате разбитые розетки, нет горячей воды - «найти кипятку, чтобы заварить чай - целая проблема»! Да как можно! Инвалиды войны у нас находятся на полном государственном обеспечении. Они обеспечены жильем, санаторными путевками, «Запорожцами» и даже тем питанием, которое недоступно простому смертному. «Партия и правительство в последние годы очень много сделала для фронтовиков, их семей, инвалидов войны», - постоянно говорит официальная советская пропаганда и, как бы воплощая в жизнь это свое предначертание, партия и правительство постановили: «Инвалиды войны - вне очереди». Эту вывеску вы можете встретить в любом общественном учреждении. И вдруг, мы видим совершенно иную картину: заброшенные, непроверяемые инвалидные дома, обитатели которых не только инвалиды войны, но и участники гражданской войны, влачат жалкую жизнь. Куда уж там до каких-то злополучных кипятильников-титанов, чтобы заварить чай. Годами фронтовики не могут покинуть пределы своего заведения, где хамство - норма отношения к живым людям. «Стоит ли говорить, - жалуется на свою горькую участь ветеран Великой Отечественной войны Александр Зайцев, - как плохо, когда не слышишь людей, радио, когда и газету трудно читать». Много раз обращались инвалиды с жалобами в советские инстанции, да куда там!.. До них ли тем, кто делает сегодня «большую политику» в Афганистане, Анголе и других странах, кто занят сегодня покорением космических высот, кому, наконец, мировую революцию нужно делать…

А вот и еще одна очень характерная деталь в существовании этого дома инвалидов, которая является еще и дополнением к предыдущей главе. В советской печати немало было уделено внимания сделать дома инвалидов рентабельными, короче говоря, чтобы они себя оправдывали, а не висели на шее у государства. Но как?! И придумали, - создавать при каждом доме инвалидов подсобные хозяйства - строить коровники, разводить свиней и т. д., а медицинский персонал и тех инвалидов, кто еще хоть как-то двигается, превратить с сельскохозяйственных рабочих. Представьте себе такую картину: инвалид на костылях очищает коровник от навоза, как это практикуется, например, в женском доме инвалидов в с. Мильцы Волынской области. В доме инвалидов под Читой, как мы видим в статье газеты «Известия», пошли еще дальше: с «благословения» областных организаций администрация этого дома распорядилась возделывать 2,5 гектара картофельного поля. И вот, 80-летних фронтовиков и инвалидов войны в принудительном порядке погнали на это поле. Что и говорить, четко срабатывает лозунг построения «светлого будущего»: кто не работает, тот не ест.

Но и это еще не все. Виданное ли дело, чтобы инвалидов войны… сажали в карцер. За малейшее ослушание или отступление от установленного распорядка дня всем без исключения грозит это наказание. Уж не лагерь ли это для заключенных-рабов! Похоже, что да, так как мы видим совершенно одинаковые условия содержания как заключенных в лагере, так и инвалидов в домах инвалидов и престарелых: такая же строгая изоляция и казарменный порядок; такой же непосильный принудительный и малооплачиваемый труд; жалобы на произвол администрации возвращаются на рассмотрение обжалуемой же инстанции. И, наконец, как заключенным в лагере, в домах инвалидов выдают по 5 рублей в месяц «на ларек»…

Если обратиться к истории, она может дать нам некоторое объяснение сложившейся сегодня ситуации с инвалидами войны. Вот как пишет об их судьбе в конце 40-х начале 50-х годов Александр Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛАГ»:

«А в какое ожерелье вплести, а к какому разряду ссылки отнести ссылку калек отечественной войны? Почти ничего не знаем мы о ней (да и мало кто знает). А освежите в памяти - сколько этих калек - и не старых еще - шевелилось на наших базарах около чайных и в электричках в конце войны? И как-то быстро и незаметно они проредились…Их сослали на некий северный остров - за то сослали, что во славу отечества они дали обезобразить себя на войне, и для того сослали, чтоб оздоровить нацию… Там, на неведомом острове, этих неудачливых героев войны содержат естественно без права переписки с большой землей…

Кажется и сейчас они там доживают».

Из книги Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год автора Судоплатов Павел Анатольевич

Глава 11. НАЧАЛО ВОЙНЫ Первые испытанияО начале военных действий руководители служб и направлений НКГБузнали от Меркулова в 3.00 в ночь на 22 июня. На срочном совещании - в связи с выполнением ответственных поручений - отсутствовали Фитин и Федотов. В тот день они

Из книги Адольф Гитлер (Том 3) автора Фест Иоахим К

Глава IV РАЗВЯЗЫВАНИЕ ВОЙНЫ Во мне всегда жила мысль о том, чтобы бить. Адольф Гитлер Предложение Польше. – Отклонение его Беком. – Англия обещает поддержку. – «План Вайс». – Стрелки поставлены на войну. – На сцену выходит Советский Союз. – Стальной пакт. –

Из книги Избранные произведения автора Мао Цзэ Дун

2. ЦЕЛЬ ВОЙНЫ - УНИЧТОЖИТЬ ВОЙНЫ Развитие человеческого общества в конечном счете, и притом в недалеком будущем, приведет к уничтожению войны - этого чудовищного взаимоистребления человечества. Но для уничтожения войны существует лишь одно средство, и оно состоит в том,

Из книги В СССР инвалидов нет!.. автора Фефёлов Валерий

Глава 4. Инвалиды-заключенные Я не вижу, что может быть в стране более аморальным, чем существование специальных лагерей для инвалидов. С момента установления советской власти в России страна покрылась целой сетью лагерей. Не обошлось и без создания специальных

Из книги Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918 автора Барятинская Мария Сергеевна

Из книги Бен Гурион автора Бар-Зохар Михаэль

Глава 6. Инвалиды на Западе Когда я заканчивал эту книгу и дал ее на просмотр своим друзьям, меня упрекнули в том, что я ничего не рассказал в ней о положении инвалидов в странах свободного мира. Извиняясь перед читателем, я постараюсь восполнить этот пробел и опишу то, что я

Из книги Гений «Фокке-Вульфа». Великий Курт Танк автора Анцелиович Леонид Липманович

Глава 12 Висбаден, Карлсбад, Швейцария. – Начало войны. – Рим. – Смерть папы: приключение в Ватикане. – Возвращение в Россию в ходе войны В мае 1914 года муж получил отпуск от его величества императора и генерала Иванова (командующего Киевским военным округом, в штабе

Из книги Больше, чем футбол. Правдивая история: взгляд изнутри на спорт №1 автора Алешин Владимир Владимирович

Глава 7 Годы войны 3 сентября 1939 года судно с Бен-Гурионом на борту бросает якорь в порту Яффы. Когда, пять дней спустя, он вызывает к себе руководителей «Хаганы», основные линии «боевых задач» уже определены: «Война 1914–1918 годов дала нам декларацию Бальфура. В этот раз мы

Из книги Сталинский социализм. Практическое исследование автора Хессе Клаус

Глава II. НАЧАЛО НОВОГО ВЕКА. ОТ ВОЙНЫ ДО ВОЙНЫ. 1904-1914

Из книги Янка Дягилева. Придет вода (Сборник статей) автора Дягилева Яна Станиславовна

Инвалиды Уже на второй день своего пребывания на немецкой земле, обращаю внимание на невероятно большое количество инвалидов. Надо отдать должное, для этой категории лиц предусмотрено всё: начиная от современных инвалидных колясок, оснащённых пультом управления (ну,

Из книги Гёте автора Шмелев Николай Петрович

Глава 6. На пороге войны Сравнение процесса индустриализации в СССР с данными промышленного производства и безработицы в США, Германии, Англии и Франции дает наглядную картину динамики процесса индустриализации и его последствий. При этом следует учитывать не только

Из книги автора

из статьи: МЫ - ИНВАЛИДЫ РОКА, МЫ - ВЕТЕРАНЫ СУДЬБЫ… …Концерт 20 февраля в Ленинграде, через два года после его гибели. Концерт, превратившийся в фестиваль: те, кто хотели петь в этот день, приехали из Москвы, Горького, Омска, Свердловска, Киева…Половина сцены - ночной (или

Из книги автора

Глава XII ВНЕ ВОЙНЫ За год до Эрфуртского конгресса Гёте посетила оригинальная гостья - девушка, которая стала женой поэта Арнима и шумной музой германского романтизма, Беттина Брентано. Мог ли он нс принять её благосклонно? Она приехала из его родного города, была

Окончательное решение "инвалидского вопроса" в СССР было таково:
В 1949 году, перед празднованием 70-летия юбилея Великого Сталина, в СССР были расстреляны фронтовики, инвалиды Второй Мировой Войны. Часть их расстреляли.. часть вывезли на далекие острова Севера, и в глухие углы Сибири - с целью дальнейшей "утилизации".

Валаам - концентрационный лагерь для инвалидов Второй Мировой Войны, расположенный на острове Валаам (северная часть Ладожского озера), куда после Второй Мировой Войны в 1950 - 1984 и свозили инвалидов войны. Основан по указанию советского руководства в 1950 году. Находился в старых монастырских зданиях. Закрытый в 1984 году.

Окончательное решение "инвалидского вопроса" в СССР было проведено за одну ночь - силами специальных отрядов советской народной милиции. В одну ночь органы провели облаву, собрали бездомных инвалидов, и централизованно свезли на вокзал, сгрузили в вагоны теплушки типа ЗК, и эшелонами отправили на Соловки. Без вины и суда! - чтобы они неприятным видом своих фронтовых обрубков не смущали граждан.. и не портили идиллическую картину всеобщего социалистического благоденствия советских городов.

Существует мнение, что беспризорные инвалиды ВОВ, коих было после войны десятки тысяч, прежде всего вызывали злость у тех, кто действительно просидел войну в штабах.

Ходили слухи, что эту акцию организовал лично Жуков.

Инвалидов, например, вывезли не только из Киева, их вывезли из всех крупных городов СССР.
«Зачистили» страну за одну ночь!.. Это была беспрецедентная по своим масштабам спецоперация. Рассказывали, что инвалиды в пытались сопротивляться.. бросались на рельсы.. но их поднимали и всё-равно везли.

«Вывезли» даже так называемых «самоваров» - людей без рук и ног. На Соловках их иногда выносили подышать свежим воздухом и подвешивали на верёвках деревьев. Иногда забывали и они замерзали. Это были обычно 20-летние ребята, покалеченные войной и списанные Родиной, как отработанный и больше не приносящий пользу Родине человеческий материал.

Многие из них калечились во время штурма Берлина в Марте-апреле 1945-го, когда маршал Жуков в целях экономии танков - посылал солдат пехотинцев в атаку на минные поля. Таким образом наступая на мины и подрываясь.. солдаты своими телами разминировали минные поля, создавая коридор для войск.. тем самым приближая Великую Победу.

Об этом факте товарищ Жуков с гордостью хвастался Эйзенхауэру, что зафиксировано в личном дневнике американского военачальника, который просто впал в ступор от таких откровений советского коллеги.
Со всего Киева в тот раз вывезли несколько тысяч инвалидов. Инвалидов, которые жили в семьях не трогали. «Зачистка инвалидов» повторялась в конце 40-х годов. Но тогда инвалидов отправляли в интернаты, которые тоже напоминали тюрьмы.. Да и были эти интернаты в ведомстве НКВД.

С тех пор на парадах ветеранов уже не было инвалидов. Их просто убрали, как неприятное упоминание. Таким образом, Родина больше никогда не вспоминала об этой неприятной проблеме - об инвалидах. А советский народ мог дальше продолжать беззаботно наслаждаться советской благодатной действительностью.. без необходимости лицезреть неприятное зрелище тысяч просящих милостыню.. и спивающихся инвалидов-обрубков. В небытие ушли даже их имена.

Уже гораздо позже инвалиды, оставшиеся в живых, стали получать льготы и прочие блага.

А те одинокие безногие и безрукие мальчики - были просто заживо похоронены на Соловках.. и сегодня уже никто не знает их имён.. и их страданий.

Так было произведено окончательное решение вопроса об инвалидах в СССР.

2 сентября - дата окончания Второй мировой войны. 66 лет назад человечество окончательно отпраздновало победу над фашизмом и… забыло своих победителей. Не всех, конечно, и далеко не везде. А именно в стране-победительнице и именно тех, кто отдал все, что имел, за Родину, за Победу, за Сталина. Все, включая руки и ноги.

Тысячи тех, кто вышел с полей сражений полными или почти полными инвалидами, цинично прозвали “самоварами” за отсутствие конечностей и сослали в многочисленные монастыри, дабы не портили своим убожеством светлый праздник миллионов. До сих пор неизвестно, сколько живых человеческих обрубков погибло в таких ссылках, их имена не рассекречены до сих пор.

Репортер “МК” провел собственное расследование одной из самых страшных и постыдных тайн ХХ века.

Геннадий Добров в свое время написал портретную галерею инвалидов войны интерната на Валааме. На этот остров свозили "самых тяжелых", чтобы они не портили городские пейзажи своим ужасающим видом. Это портреты героев, да не у всех есть имена. Художник почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. На кровати в углу лежал спеленатый человек. Без рук и ног. Подошел дежурный санитар. - Кто это? - спросил Геннадий. - Документов нет. А он не скажет - после ранения лишился слуха, памяти и речи.

“Инвалид” - понятно. “Самовар” - тоже понятно. Однако сочетание этих двух слов кажется какой-то бессмыслицей. А между тем речь идет об одной из самых страшных, самых потаенных трагедий минувшей большой войны. О трагедии, растянувшейся для сотен несчастных на долгие годы.

“Самоварами” цинично, но очень точно называли в послевоенной стране тяжело изувеченных взрывами и осколками людей - инвалидов, у которых не было ни рук, ни ног. Судьба этих “обрубков войны” до сих пор остается “за кадром”, а многие из них так и числятся без вести пропавшими.

..Я их видел на Валааме лишь издали, вскользь. В убогом поселковом магазинчике продавщица буркнула заезжим туристам: «Закрываю, - надо на „большую землю“ ехать за товаром. А то для этих уже ничего не осталось», - и кивнула в сторону каких-то непонятных «укороченных» людей, копошившихся в тени под деревом на другой стороне проулка. Безногие? Нет сомнений. Но у некоторых, кажется, даже вместо рук - культяшки. Подойти поближе, поговорить помешало чувство ложного стыда (или вины?), и все-таки неожиданная встреча эта подтолкнула к «изучению вопроса».

Вот тут и выяснилось, что остров на Ладоге, знаменитый своим монастырским комплексом, имеет еще одну, отнюдь не рекламируемую «достопримечательность»: здесь много лет расположен интернат для инвалидов. Кое-какие подробности существования этого спецзаведения нам рассказал мужичок, у которого мы покупали картошку и лук. От него-то и довелось впервые услышать страшное определение: «люди-самовары».

«Человеком-протезом» в шутку называл себя моряк Алексей Чхеидзе. Это они, морские пехотинцы, тогда, в 45-м, спасли от взрыва и разрушения Королевский дворец в Будапеште. Погибли почти все. Он - с выжженными глазами, оглохший, потерявший обе руки - выжил. И даже написал книгу "Записки Дунайского разведчика"

- А как же по-другому назвать, - ведь при туловище-то один «крантик» остался! Еще когда Сталин был, их начали сюда привозить - из Ленинграда, других крупных городов. Большинство калек - бывшие военные, увечья на фронте получили, у многих ордена, медали… В общем, заслуженные люди, но в таком виде стали никому не нужные. Выживали, побираясь на улицах, на рынках, у кинотеатров. Но, как говорят, сам Иосиф Виссарионович приказал эту публику ущербную увезти с глаз долой, спрятать подальше, чтобы городского вида не портили. Для такого дела Валаам - лучше не придумаешь.

Сколько тут их перебывало, не знаю. В поселке нашем живут бабки, которые почти все эти годы в интернате обслугой проработали, от них слышал, что порой под тысячу человек числилось. Безрукие, на костылях… Но самое страшное - «самовары»… Абсолютно беспомощные. Надо кормить с ложечки, одевать-раздевать, на ведерко, которое взамен горшка приспособлено, сажать регулярно. А если их тут не один десяток, за всеми-то разве уследишь? Само собой, кто-то, на ведерке этом не удержавшись, на пол свалится, а кто-то и вовсе по нужде докричаться до няньки не успеет… Вот и получается: «самовары», в собственном дерьме перепачканные, запах по комнатам - соответствующий…

Расписание дня даже для инвалидов-ампутантов предусматривало прогулку на свежем воздухе. По словам рассказчика-аборигена, сперва медперсонал грузил валаамских «самоваров» на обычные дощатые носилки, тащил на лужайку перед домом и там перекладывал «гулять» на расстеленный брезент или сено. А потом подоспело чье-то изобретение: интернат обзавелся большими плетеными корзинами, в них санитарки сажали калек (порой даже по двое) и несли во двор. В этих корзинах люди-обрубки и сидели часами (иногда их подвешивали к толстым нижним ветвям деревьев, на манер этаких огромных гнезд), дышали свежим воздухом. Но порою воздух на северном острове под вечер становился уж слишком свеж, а няньки, занятые другими делами, никак не реагировали на призывы своих подопечных о помощи. Случалось, и вовсе забывали на ночь снять какое-нибудь из «гнезд» и вернуть их обитателей в жилые помещения, тогда дело вполне могло кончиться даже смертью от переохлаждения.

Многим из калек по 20, по 25 лет было, когда война их «пообтесала», однако сейчас тут всего десятка полтора безруких-безногих осталось. Встретиться с ними в интернате вряд ли удастся: туда посторонних не пускают, но некоторые инвалиды сами выбираются за ворота. Чаще других встречаю «на воле» Санька. Он бывший танкист, горел в своей «коробочке», от рук все-таки часть уцелела - почти до локтей. При помощи этих культяпок приспособился кое-как переползать. Вы можете его увидеть возле сельмага, хотя… Сейчас там водка кончилась, так что, пока нового запаса не привезут, танкисту эта лавочка ни к чему…

…Об уведенном и услышанном на Валааме напомнила неожиданно попавшая в руки книжка - «Валаамская тетрадь» Евгения Кузнецова, поработавшего когда-то экскурсоводом на острове. На страницах «Тетради» обнаружились новые «штрихи к портрету» валаамского специнтерната:

«…Обворовывали их все кому не лень. Дело доходило до того, что на обед в столовую многие ходили с пол-литровыми стеклянными банками (для супа). Мисок алюминиевых не хватало! Я видел это своими глазами… А когда мы с ребятами, получив зарплату, приходили в поселок и покупали бутылок десять водки и ящик пива, что тут начиналось! На колясках, „каталках“ (доска с четырьмя шарикоподшипниковыми „колесами“, порой такими досками служили даже старые иконы! - Ред.), на костылях радостно спешили они на поляну у Знаменской часовни… И начинался пир… А с каким упорством, с какой жаждой праздника (все, что отвлекало от беспросветной повседневности, и было праздником) они „поспешали“ к туристическому причалу за шесть километров от поселка. Посмотреть на красивых, сытых, нарядных людей…

…Показать богадельню эту туристам во всей ее „красе“ было тогда совершенно невозможно. Категорически воспрещалось не только водить туда группы, но даже и указывать дорогу. За это строжайше карали изгнанием с работы и даже разборками в КГБ…»

Всесоюзная зачистка

«…Неотъемлемой частью картины повседневной жизни советских городов были инвалиды, просящие милостыню на вокзалах, рынках, перед кинотеатрами и в других общественных местах или агрессивно попрошайничающие и пытающиеся при помощи разных мелких нелегальных махинаций свести концы с концами…» - отметил один из тех, кто много поездил по послевоенному Союзу.

Объяснение такому «половодью маргиналов» дать легко: кто-то из инвалидов занимался попрошайничеством для поддержания семейного бюджета, а многие вовсе не захотели возвращаться в свои семьи, чтобы не стать обузой для близких, и предпочитали оставаться без вести пропавшими, влача жалкое существование уличных нищих.

Однако это оказалось чревато «социальными осложнениями» на государственном уровне. Руководители страны, которая одолела фашизм, стыдилась своих воинов-победителей, потерявших парадный вид, и готовы были ради соблюдения внешней благопристойности упечь обездоленных людей в настоящие резервации.

Первые массовые акции, когда искалеченных ветеранов забирали в интернаты чуть ли не с городских улиц, прошли в конце 1940-х. Современник писал: «…Однажды я, как всегда, пришел на Бессарабку и еще не доходя услышал странную тревожную тишину…. Я сначала не понял, в чем дело, и только потом заметил - на Бессарабке не было ни одного инвалида! Шепотом мне сказали, что ночью органы провели облаву, собрали всех киевских инвалидов и эшелонами отправили их на Соловки. Без вины, без суда и следствия. Чтобы они своим видом не „смущали“ граждан…»

Хрущев в кардинальном решении «инвалидного вопроса» даже превзошел своего предшественника. Именно в начале его «царствования» появился этот документ:

«Доклад МВД СССР в Президиум ЦК КПСС о мерах по предупреждению и ликвидации нищенства. 20.02.1954 Секретно.

Борьба с нищенством затрудняется… тем, что многие нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов… самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать… В связи с этим было бы целесообразно принять дополнительные меры по предупреждению и ликвидации нищенства. МВД СССР считает необходимым предусмотреть следующие мероприятия:

…3. Для предотвращения самовольных уходов из домов инвалидов и престарелых лиц, не желающих проживать там, и лишения их возможности заниматься попрошайничеством, часть существующих домов инвалидов и престарелых преобразовать в дома закрытого типа с особым режимом…

Министр МВД С. Круглов.»

Сколько их, «самоваров»? Согласно данным статистического сборника «Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил», во время Великой Отечественной демобилизовано 2 576 000 инвалидов, в том числе 450 000 одноруких или одноногих. Не будет преувеличением предположить, что значительная часть из их числа лишились обеих рук, обоих ног, а то и всех конечностей. Значит, речь идет о 100–200 тысячах советских солдат, которых фактически обрекли на жизнь в суровых условиях неволи - как зэков! - лишь за то, что в бою с врагом их не убило, а «всего лишь» искалечило!

Упомянутый уже валаамский специнтернат (часто его называли «дом инвалидов войны и труда») был образован в постройках бывшего монастыря в 1948 г. Формально - по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР, хотя в действительности наверняка по распоряжению «из Москвы». Поначалу беспомощным валаамовским «новоселам» приходилось несладко. Даже электричество появилось в интернате лишь несколько лет спустя. Что уж говорить о нормальном отоплении не приспособленных под больничные нужды старых монастырских построек! Понадобилось время, чтобы обеспечить инвалидам мало-мальски комфортное житье. Из сотен привезенных на остров калек некоторые умерли в первые же месяцы пребывания в интернатовском «раю».

«…Недавно боевые мужики -
кому печаль поведают обрубки?
И что сказать сумеют языки,
когда ни ноги не в строю, ни руки?

…Да, Валаам - вторые Соловки.
Они страданий столько повидали! -
Здесь мигом вымирали старики,
которым тридцать стукнуло едва ли…»

(Протоиерей Андрей Логвинов)

В тот период появились и другие подобные «заведения». Все они располагались в отдаленных, скрытых от глаз людских местах, чаще всего в заброшенных монастырях - Кирилло-Белозерском, Александро-Свирском, Горицком…

Не так давно вышла книга известного театрального художника Эдуарда Кочергина, которому довелось в послевоенные годы, еще будучи мальчишкой, поколесить по стране в поисках матери. Автор рассказывает в том числе и о «самоварах», привезенных в Горицкий специнтернат.

«…Василий Петроградский был устроен в особый дом инвалидов в бывшем женском Вознесенском монастыре в Горицах, что на реке Шексне… В бывший женский монастырь со всего Северо-Запада свезены были полные обрубки войны, то есть люди, лишенные абсолютно рук и ног, называемые в народе „самоварами“. Так вот, он со своей певческой страстью и способностями из этих остатков людей создал хор - хор „самоваров“ - и в этом обрел свой смысл жизни… Летом дважды в день здоровые вологодские бабы выносили на зелено-бурых одеялах своих подопечных на „прогулку“ за стены монастыря, раскладывая их на заросшей травою и кустами грудине круто спускавшегося к Шексне берега… Самым верхним клали запевалу - Пузырька, затем - высокие голоса, ниже - баритоны, а ближе к реке - басы… Вечером, когда у пристани внизу пришвартовывались и отчаливали московские, питерские и другие трехпалубные пароходы с пассажирами на борту, „самовары“ под руководством Василия Петроградского давали концерт… Очень скоро молва о чудесном хоре „самоваров“ из Гориц облетела всю Мариинскую систему…»

А ведь кого-то из покалеченных войной солдат искали - их матери, жены, сестры. Немало женщин в послевоенную пору писали запросы в дома инвалидов, а то и сами приезжали: «Нет ли у вас моего?» Но удачи были редкими. Некоторые калеки сознательно отказывались объявляться перед родственниками, даже скрывали настоящее имя: так сильно не хотелось показывать близким людям свое уродство, беспомощность, которыми наградила война.

В итоге эти люди оказались «вне исторической памяти». И до сих пор узнать правду о тех, кто коротал век в специнтернатах для ветеранов войны, пытаются в основном лишь отдельные энтузиасты. Один из них - московский историк-генеалог Виталий Семенов.

Забвение по закону

В 2003 г. удалось организовать экспедицию на Валаам. Записали воспоминания старушек, которые когда-то работали в специнтернате, - рассказывает Виталий Викторович. - Позднее мне довелось поработать с архивами валаамского дома инвалидов, вывезенными после его перевода в 1984-м оттуда в карельский поселок Вырица. В результате документально подтвердилась смерть на Валааме около 50 ветеранов Великой Отечественной, но это далеко не полный список. (Хотя надо сказать, что рассказы о якобы очень высокой смертности среди обитателей интерната не подтверждаются.) Нашлись данные о количестве «контингента» на острове. Скажем, в январе 1952-го здесь находился 901 инвалид, в декабре того же года - 876 инвалидов, в 1955-м их количество возросло до 975 человек, а потом начало постепенно снижаться - 812, 670, 624… К декабрю 1971 г. по документам значится 574 инвалида…

Сейчас внимание Виталия Семенова переключилось на историю другого специнтерната - того, что располагался в старинном Горицком монастыре на Шексне.

Туда массово отправляли ветеранов Великой Отечественной в основном из Ленинграда и Ленинградской области. В 1948 г. их насчитывалось по документам 747 человек. Как и в случае с Валаамом, я решил найти списки Горицкого монастыря. Выяснилось, что этот дом инвалидов в 1972 г. переехал в Череповец. Бумаги Горицкого интерната частично хранятся там, а частично - в архиве департамента социального обеспечения Вологодской области.

Поначалу сотрудники этого учреждения вроде бы пошли мне навстречу и даже помогли установить полтора десятка имен воинов, прошедших через Горицкий интернат, а также подсказали, что такое же спецзаведение существовало в другом месте на Вологодчине - в Андоге. Однако потом начальником департамента был наложен запрет на дальнейшие исследования: мол, согласно закону о персональных данных, без согласия наследников умерших выдавать сведения о них запрещено, так как это нарушает гражданские права этих людей. То есть нужно каким-то невероятным путем (может, с помощью экстрасенса?!) сначала найти наследников неизвестного мне человека, а потом уже выяснять его имя-фамилию! Логики тут нет, и в реальности получается, что восстанавливать память о тех, кто пропал, закопан в безымянных могилах, усилиями частного лица нельзя. Конечно, такими проблемами, по идее, должны заниматься местные власти, но они до поры до времени никакой активности не проявляли. Лишь после нескольких моих резких писем на имя главы области ситуация, похоже, изменилась к лучшему. В конце июля я получил официальное письмо, в котором сообщается, что по распоряжению вологодского губернатора «создана рабочая группа… по увековечению памяти военнослужащих, получивших увечья на фронтах Великой Отечественной войны, которые проживали, умерли и похоронены на территории Вологодской области».

Можно назвать это победой. Хотя очень маленькой, местной. Ведь в послевоенные годы интернаты для содержания солдат-инвалидов существовали едва ли не в каждой области России. Но из них известны лишь несколько.

Вернувшийся из небытия

На могилах инвалидов, умерших в «домах скорби» для ветеранов войны, ставили деревянные столбы с пятиконечными звездами, однако со временем эти «монументы» истлели. А вместе с безымянными холмиками растворились на заброшенных погостах всякие следы, которые могли бы рассказать о судьбах сотен советских солдат, которые так и остались до сей поры в разряде безвестно сгинувших.

На мой запрос в Вологодский областной департамент соцразвития пришел ответ, что захоронение умерших инвалидов Горицкого интерната «производилось на старом монастырском кладбище», - рассказывает Виталий Семенов. - Мне прислали воспоминания одной из местных жительниц, когда-то работавших в специнтернате. Она упоминает, что покойников было очень много, их даже стали хоронить за пределами общего кладбища.

«Я навсегда запомнил валаамское кладбище. Без надгробий, без имен, только три гнилых, упавших столбика - страшный памятник беспамятства, бессмысленности жизни, отсутствия какой-либо справедливости и платы за подвиг». Это свидетельство человека, побывавшего на Валааме в прежние времена. Однако среди полустертых могил в 1990-е годы появилась одна ухоженная. На обелиске из нержавеющей стали можно прочитать, что здесь похоронен Герой Советского Союза Григорий Волошин. Память о человеке, который умер дважды, а много лет спустя после этого вернулся из небытия.

«Волошин Григорий Андреевич 05.02.1922–16.01.1945. Летчик-истребитель, младший лейтенант. Участник Великой Отечественной войны с 1944 г. Воевал в составе 813 истребительного авиаполка. 16 января 1945 г. в воздушном бою, спасая своего командира, таранил Фокке-Вульф-190 и сам погиб». (Из справочника «Военные летчики».) Однако в действительности похоронка, отправленная семье героя, оказалась обманом - обманом «во благо». В той воздушной «мясорубке» Волошин остался жив, хотя и страшно изуродован. Молодой летчик лишился не только обеих рук и ног, но еще слуха, речи. После долгого лечения в госпиталях беспомощный калека предпочел остаться для близких геройски погибшим в бою. Многие годы он прожил на Валааме практически человеком без имени, а незадолго до смерти оказался «натурой» для художника Геннадия Доброва, сумевшего не только добраться до режимного островного специнтерната, но и сделать серию портретов его обитателей. Картина под названием «Неизвестный» позднее демонстрировалась на одной из выставок, и якобы именно благодаря этому Волошин был волею случая опознан своими близкими.

Все-таки не могу подтвердить такого факта, - уточнил в разговоре с «МК» нынешний директор природного парка «Валаамский архипелаг» Владимир Высоцкий. - Знаю лишь, что, оставшись без рук и ног, Григорий Андреевич прожил среди других таких же калек на Валааме более четверти века и скончался в 1974 г. Лишь спустя почти 20 лет о судьбе героя узнал его сын - по архивным данным или благодаря увиденной случайно картине Доброва… В 1994-м он приехал на остров, отыскал здесь отцовскую могилу с едва читаемой уже надписью на табличке и поставил новый памятник.

По словам Высоцкого, сейчас выявлены имена уже 54 ветеранов, умерших в валаамском специнтернате. Все они высечены на стеле, установленной недавно на старом Игуменском кладбище.